Черчилль. Биография

В последнюю неделю мая внутриполитические и международные дела были отложены: Британия готовилась праздновать коронацию Елизаветы II. 27 мая Черчилль, великолепный в мантии кавалера ордена Подвязки, устроил по этому поводу ужин на Даунинг-стрит. Коронация состоялась 2 июня. «Он чувствовал себя очень уставшим в этот день и почти не хотел ехать», – позже вспоминала Джейн Портал. Но Черчилль все-таки нашел в себе силы и в закрытой карете отправился с Клементиной в Вестминстерское аббатство. Когда церемония завершилась, он, утомленный, оставил процессию, направлявшуюся во дворец, и развернул карету на Даунинг-стрит.

Но работа не давала передышки. Днем 3 июня Черчилль председательствовал на открытии совещания премьер-министров Содружества. Он приветствовал их в Лондоне и сделал обзор ситуации в мире. Он сказал, что советские лидеры сильно обеспокоены угрозой ядерной войны, поскольку, если она будет развязана, «гигантский сухопутный океан России и Сибири станет неуправляемым. А как только люди осознают, что свободны, они могут предпочесть жить сами по себе, не демонстрируя верность Советскому государству. Самое главное, – сказал Черчилль, – выяснить намерения советских политиков. Для этого и необходимо как можно скорее провести с ними неформальные переговоры».

5 июня в отсутствие Идена Черчилль выступил хозяином на банкете, который устроило Министерство иностранных дел в честь королевы. 8 и 9 июня он вновь председательствовал на совещании премьер-министров Содружества, и только 12 июня смог выбраться в Чартвелл. Предстояло еще доработать план саммита на Бермудах, где он надеялся убедить американцев и французов поддержать его желание переговорить с новыми советскими лидерами. 20 июня на Даунинг-стрит он обсуждал эти планы с Селвином Ллойдом и Пирсоном Диксоном. «Психологически он даже более бодр, чем перед окончанием войны, – записал Диксон в дневнике. – Как всегда, всю работу делает сам. Принимает решения, после чего диктует телеграммы».

Через три дня Черчилль присутствовал на ужине в честь премьер-министра Италии Альчиде Де Гаспери. Это должно было стать его последним официальным мероприятием перед отъездом на Багамы. В конце ужина он произнес небольшую речь, в основном про Юлия Цезаря и завоевание римлянами Британии. Затем, когда гостям пришло время покинуть обеденный зал, он встал, чтобы проводить их в гостиную, но, сделав несколько шагов, рухнул в ближайшее кресло.

С Черчиллем случился удар. Один из гостей, встревоженный его бледностью, привел Мэри. Позже она вспоминала: «Отец выглядел несчастным, неуверенным и говорил бессвязно». Но на следующее утро, к полному изумлению своего окружения, он настоял на проведении заседания кабинета – «даже при том, – вспоминал Колвилл, – что губы заметно опустились, и он с трудом мог пользоваться левой рукой». Заседание началось в полдень. Никто из министров ничего особенного не заподозрил. Только Батлер позже написал, что Черчилль был «странно и неожиданно молчалив». Макмиллан отметил, что он был «бледен и говорил очень мало».

После заседания Черчилль пообедал с Клементиной, Мэри и Кристофером Соумсом. «Отец был крайне уставшим, – вспоминала Мэри, – и с трудом встал с кресла». На следующее утро состояние ухудшилось. До последнего момента он рассчитывал пойти на утреннее заседание кабинета, но к полудню осталось одно желание – добраться до Чартвелла. Там к вечеру, как записал Колвилл, «его физическое состояние значительно ухудшилось».

На следующий день, 26 июня, у Черчилля оказалась частично парализована вся левая сторона. Левой рукой он совсем не мог двигать. Лорд Моран, который видел пациента днем, сомневался, что он переживет уик-энд. Но к вечеру тот настолько оправился, что смог продиктовать телеграмму Эйзенхауэру, в которой откладывал встречу на Бермудах. Вечером лорд Моран и сэр Рассел Брейн сделали заявление для прессы, объявив, что Черчилль нуждается в «полном отдыхе». Причина не объяснялась.

Процесс восстановления должен был стать трудным и долгим. Но он начался почти сразу, опровергнув опасения Морана. К воскресенью Черчилль чувствовал себя уже настолько хорошо, что за обедом сидел во главе стола. Главным гостем был лорд Бивербрук. Обсуждая проблемы коммерческого телевидения, Черчилль сказал, что для этого следует провести свободное голосование в палате общин. «Сегодня он бодрее, – записала в дневнике Мэри. – Заметное улучшение». Разговаривая на следующий день с Колвиллом, Черчилль сказал, что «вероятно, случившееся должно было бы означать отставку, но он чувствует улучшение, и если восстановится достаточно, чтобы выступить на съезде партии тори в октябре, то продолжит работу».