Оставалось решить один вопрос: определить точные границы графств Ферманы и Тирона. Было ясно, что подавляющему большинству католического населения в этих графствах, граничащих с Южной Ирландией, необходимо позволить примкнуть к Дублину. 25 июля, после неудачной конференции в Букингемском дворце, кабинет министров собрался вновь. «Решив искать выход из этого тупика, – позже писал Черчилль, – кабинет принялся блуждать по грязным проселкам Ферманы и Тирона. Можно было надеяться, что апрельские события в Керраге и Белфасте настолько потрясли общественное мнение, что сформировали единство, достаточное для заключения договоренностей между ирландскими фракциями, но оказалось, этого недостаточно. Стало очевидно, что обе стороны заинтересованы в перерастании конфликта в горячую фазу с непредсказуемыми последствиями для обеих сторон». Заседание длилось более часа. «Дискуссия закончилась безрезультатно, и кабинет уже собирался расходиться, когда раздался серьезный, спокойный голос сэра Эдварда Грея, который принялся зачитывать документ, только что доставленный ему из Министерства иностранных дел. Это был австрийский ультиматум Сербии, выдвинутый спустя почти месяц после убийства эрцгерцога».
Черчилль вспоминал: «Грей несколько минут читал документ, прежде чем я смог отвлечься от занудных и бестолковых дебатов, которые только что закончились. Мы все очень устали, но постепенно приходили к осознанию серьезности ситуации. По мере чтения становилось ясно, что ни одна страна в мире не в состоянии принять этот ультиматум и что даже согласие на все условия не сможет удовлетворить агрессора. Фермана и Тирон словно испарились, и какое-то странное свечение постепенно, но совершенно отчетливо стало разгораться над картой Европы».
Вернувшись в Адмиралтейство, Черчилль написал Клементине, которая была с Дианой и Рэндольфом в Кромере: «Европа на грани всеобщей войны; австрийский ультиматум Сербии – самый вызывающий из всех документов подобного рода. По сравнению с ним действия Ольстера кажутся ерундой». Вечером Черчилль ужинал с немецким корабельным магнатом Альфредом Баллином, доверенным лицом кайзера. Баллин мрачно рассуждал о последовательности событий, которые могут привести к войне между Германией и Британией: «Если Россия выступит против Австрии, мы тоже обязаны выступить. А если выступим мы, должна выступить Франция. И что останется делать Англии?»
Черчилль ответил, что не может ничего сказать по этому поводу. Решать будет правительство. Но Германия сделает ошибку, если посчитает, что Британия не предпримет каких-то действий в случае франко-германской войны. Британское правительство будет реагировать на события по мере их возникновения. Они пожелали друг другу спокойной ночи. Черчилль буквально со слезами на глазах умолял Баллина не допустить, чтобы Германия объявила войну Франции.
Сербское правительство, надеясь избежать войны с Австрией, приняло ультиматум, выразив согласие подавлять все последующие антиавстрийские движения на сербской территории и предать суду всех, имеющих отношение к убийству эрцгерцога. Хотя она и не согласилась на участие австрийских представителей в судебном процессе, но была готова передать дело либо в Международный трибунал в Гааге, либо на рассмотрение великих держав. Это произвело впечатление на кайзера. «Великая моральная победа Вены, – написал он. – Теперь все поводы для войны исчезают. Тем не менее для сохранения чести австрийским войскам следует символически оккупировать Белград хотя бы на время». Это не требовало обязательной реакции Британии. «К счастью, нет причин, по которым мы не могли бы оставаться зрителями», – сказал Асквит королю 25 июля.
Примирительный ответ Сербии был направлен из Белграда в Вену 25 июля. Этим утром Черчилль и принц Луи обсуждали, стоит ли распускать Третий флот, уже приведенный в боевую готовность, мобилизованный и компактно сосредоточенный после прошлогодних маневров. Они решили, что ситуация не настолько серьезна, чтобы держать флот в боевой готовности. В середине дня, отменив дневное совещание со своими советниками, Черчилль сел на поезд и отправился к семье в Норфолк.
Однако на следующий день уже в девять утра он позвонил принцу Луи из почтового отделения в Кромере. Новости были не слишком хорошими: Австро-Венгрию не удовлетворила реакция Сербии. Черчилль ушел на пляж, где три часа играл с сыном и дочерью. В полдень он вернулся на почту, чтобы еще раз переговорить с принцем Луи. На этот раз он узнал еще более тревожную новость: Австрия отвергла ответ Сербии.
Вероятность вторжения Австрии в Сербию вдруг оказалась очень реальной, что предполагало участие в конфликте Германии, России и Франции. В начале войны Германия могла напасть на Францию, нанести ей поражение, а затем развернуться в сторону России. При этом, нападая на Францию, Германия почти наверняка двинула бы свои войска через Бельгию, чей нейтралитет Британия обязана была защищать.