После этого Черчилль перешел к заключительной части, без которой, как он сказал, «я бы не стал выступать сегодня и не стал бы произносить слова предупреждения, не будучи уверенным, во‑первых, что они произносятся вовремя, чтобы успеть принести плоды, а во‑вторых, не имея конкретного и практического предложения. Совершенно не сомневаюсь, что должен это сказать. Было время, когда я не предполагал, что смогу заставить себя произнести это, но несколько месяцев я провел далеко отсюда, и моя голова прояснилась. Время критическое. Вопросы важнейшие. Великая война усиливается, расширяется и захватывает всех нас. Существование нашей страны зависит от флота. Мы не можем позволить себе лишить флот любых, самых мощных возможностей, которыми мы располагаем. Никакие личные отношения не должны стать преградой между страной и теми, кто способен служить ей лучше всего».
Ллойд Джордж шепотом поинтересовался у Бонара Лоу, что собирается предложить Черчилль. «Он хочет предложить вернуть Фишера», – ответил тот. «Я не поверил», – рассказывал Ллойд Джордж приятелю на следующий день, но Бонар Лоу оказался прав.
«Я призываю первого лорда Адмиралтейства без промедления, – продолжал Черчилль, – собраться с силами, оживить и воодушевить совет Адмиралтейства, вернув лорда Фишера на должность первого морского лорда». Палата была изумлена и поражена. Насмешки над Черчиллем начались сразу же. «Не знаю, сколько постов занимал Черчилль в своей краткой и блестящей карьере, – заявил парламентарий от консерваторов адмирал сэр Хедуорт Меус, – но он преуспел на всех. И я полагаю, то, что скажу сейчас, будет поддержано большей частью членов палаты. Мы все желаем ему больших успехов во Франции и надеемся, что он останется там».
Черчилль был поражен такой враждебной, издевательской реакцией на его предложение. Тем не менее он решил не возвращаться во Францию. Вместо этого он собрался выступить через неделю на обсуждении бюджета армии, уверенный, что следует громко заявить об ошибках и недостатках Военного министерства. Утром 8 марта Фишер пришел к нему, чтобы уговорить его остаться в Лондоне и продолжать критические выступления в парламенте. Во время этого визита он опять схлестнулся с Клементиной, которая сомневалась, что после «профишеровской» речи ее муж сможет получить хоть какую-то поддержку парламента.
Днем в палате общин Бальфур язвительно напомнил парламентариям слова Черчилля, произнесенные в ноябре 1915 г., насчет того, что Фишер не поддерживал и не помогал ему в решающие моменты Дарданелльского кризиса. Черчилль кратко выступил в свою защиту: «Мистеру Бальфуру не следовало бы чрезмерно раздражаться или возмущаться по поводу моего выступления, потому что в конечном счете слова имеют очень небольшое значение, а любая ошибка в этом вопросе значит очень многое». Что касалось призыва вернуть Фишера, это вызвало у Бальфура чисто умозрительные соображения и сомнения. Суть их была в следующем: «Можем ли мы каким-либо образом соединить энергию лорда Фишера с максимально быстрым выполнением его программы? Если да, то добьемся общественного признания».
Убежденный, что все еще может как-то влиять на проблемы, связанные с армией, авиацией и флотом, и больше не заинтересованный в командовании бригадой и даже дивизией, 9 марта Черчилль попросил Китченера уволить его, как только это может быть сделано без ущерба службе. Пока же он хотел продлить отпуск, поскольку на следующий день ему надо было возвращаться во Францию. Китченер показал письмо Асквиту, тот не возражал. В этот же день Асквит встретился с Черчиллем и напомнил, как его отец «одним импульсивным поступком» совершил политическое самоубийство. Черчилль ответил, что у него много горячих сторонников, которые ждут, когда он их возглавит. «В данный момент вы не можете рассчитывать ни на кого», – возразил Асквит.
Когда они расставались, у Черчилля на глазах были слезы. Асквит был убежден, что ему следует вернуться во Францию. Но на следующий день на дополнительных выборах в Хартфордшире кандидат от правительства проиграл независимому кандидату Ноэлю Пембертону Биллингу, командиру эскадрильи военно-морской авиации, который решил бороться за место, чтобы отстаивать развитие военно-воздушных сил. Фишер и Гарвин поспешили на Кромвель-роуд, чтобы уговорить Черчилля остаться и продолжить борьбу в парламенте. К своему удовлетворению, они обнаружили, что он уже подготовил выступление для дебатов по поводу армейского бюджета. Он зачитал им текст. Фишер позже назвал его «несравненным», написав Ч. П. Скотту: «Уверен, правительству скоро придется убираться вон, если наш друг останется, что ему и следует сделать, и если он выступит в четверг на обсуждении армейского бюджета».