Через три дня после возвращения в Лондон Черчилль уже отвергал обвинения палаты общин в том, что задержка наступления в Италии происходит из-за неоправданно затянувшихся переговоров. «Единственным сдерживающим фактором, – сказал он, – была подготовка необходимого количества десантных судов. Когда я слышу, как люди с легкостью рассуждают о высадке десанта, словно речь идет о тюках с товарами, которые можно выбросить на берег и забыть, я просто изумляюсь отсутствию грамотных представлений о характере современной войны».
Черчилля заботила еще одна проблема. Он объяснял Джону Андерсону, что к концу года не исключено возобновление обстрелов дальнобойной артиллерией или ракетами. Целью снова может стать Лондон. Что касается здания на Даунинг-стрит, говорил он, то «оно такое старое и ветхое, что даже близкое попадание тяжелой бомбы запросто его разрушит».
Однако, несмотря на беспокойство, Черчилль понимал, что силы союзников на подъеме. 25 сентября советские войска освободили Смоленск, который был захвачен немцами еще осенью 1941 г., а через четыре дня маленькие британские подводные лодки вывели из строя немецкий линкор «Тирпиц», стоявший на якоре у берегов Норвегии. Это позволило возобновить проводку арктических конвоев. 1 октября союзнические войска вошли в Неаполь и почти без сопротивления оккупировали Корсику и Сардинию. Но в Атлантике немецкие подводные лодки, оснащенные новыми акустическими торпедами, продолжали представлять серьезную опасность кораблям сопровождения, хотя те благодаря радиоперехватам получали все сведения об их расположении и имели возможность выслеживать противника.
7 октября, учитывая вероятность быстрого развития событий в Средиземноморье, Черчилль предложил начальникам штабов, в том числе преемнику Паунда адмиралу сэру Эндрю Каннингэму, рассмотреть возможность проведения операции по захвату острова Родос в Эгейском море. Накануне комитет объединенного планирования уже предлагал это, но при условии отказа от захвата соседнего острова Кос. Черчилль приветствовал план по Родосу, но начал готовить свой собственный. Он собирался полететь в Тунис и встретиться с генералом Эйзенхауэром и решить, какой контингент войск необходим, но не оставил надежды захватить и Кос. Кадоган вечером записал: «Он мечтает о Косе и хочет возглавить экспедицию на Родос!»
Брук был раздосадован энтузиазмом Черчилля. «Я больше не в состоянии его контролировать, – отметил он в дневнике. – Он так возбудился по поводу десанта на Родос, настолько преувеличивает его значимость, что больше ничего не видит и намерен сам захватить его, даже за счет ухудшения отношений с Рузвельтом и будущего всей итальянской кампании. Он отказывается выслушивать любые аргументы и видеть какие-либо опасности». Вечером Черчилль диктовал Мариан Холмс, которая позже вспоминала: «ПМ сказал, что у него выдался плохой, очень плохой день. Доверительным тоном он произнес: «Трудность не в том, чтобы выиграть войну, а в том, чтобы убедить людей дать тебе ее выиграть, – убедить дураков». Он выглядел расстроенным и сказал, что «почти готов все бросить». Он пытался убедить американцев атаковать Родос».
На следующее утро Черчилль получил телеграмму от Рузвельта, категорически не согласного с проведением операции на Родосе. «Нельзя допустить отвлечения сил и средств, – писал президент, – которое может повлиять либо на продвижение к Риму, либо на операцию в Ла-Манше». Черчилль ответил, что десантные суда, которые будут использованы при атаке на Родос, смогут вернуться в Британию за полгода до того, как понадобятся для операции в Ла-Манше. Но Рузвельт не изменил своей точки зрения.
Во второй половине дня Черчилль отправился в Чекерс. По пути он заехал в госпиталь, где, по распоряжению короля, вручил Дадли Паунду орден «За заслуги». Паунд, переживший два удара, не мог говорить, но узнал Черчилля и молча пожал ему руку. Через тринадцать дней, в день Трафальгарской битвы, он умер.
Советское правительство настаивало, чтобы Британия признала границы Советского Союза по состоянию на июнь 1941 г. Прибалтийские страны и восточная часть Польши должны считаться частью России. Черчилль не возражал. 6 октября он сказал Идену: «Думаю, нужно сделать все, что в наших силах, чтобы убедить поляков согласиться с русскими насчет их восточной границы в обмен на то, что Польше будут отданы в качестве компенсации Восточная Пруссия и Силезия. Это может стать основой конференции трех держав, запланированной в Тегеране». Сталина же больше всего интересовал вопрос о дате и масштабе десантной операции в Ла-Манше.