Что касается Германии, все пришли к соглашению, что она должна быть раздроблена на более мелкие государственные образования. Черчилль подчеркнул и необходимость изоляции Пруссии. Он также предложил сделать земли Южной Германии частью дунайской конфедерации, в которую могут войти Бавария, Австрия и Венгрия. «Широкая, мирная, похожая на корову конфедерация», – сказал он.
В результате переговоров Большой тройки Сталин получил, что хотел: дату начала англо-американской десантной операции на севере Франции и согласие с определением западной границы Советского Союза. 2 декабря Черчилль улетел в Каир, где попытался убедить президента Турции Исмета Инёню вступить в войну. Черчилль полагал, что в случае вступления в войну Турции, Болгария, Румыния и Венгрия, до сих пор лояльные Германии, могут, как он выразился, «упасть к нам в руки». Но Инёню не поддался на уговоры: Турция, как и Аргентина, вступит в войну только перед самым крушением Германии.
9 декабря Черчилль снова почувствовал себя плохо. «Он выглядел очень плохо, – записал Брук, – и говорил, что чувствует себя опустошенным, уставшим, у него болит поясница». Черчилль действительно настолько устал, что после ванны у него хватало сил только обернуться полотенцем и, не вытираясь, лечь в постель. Но тем не менее каждый день он проводил по нескольку встреч с экспертами и советниками, обсуждал помощь партизанам Югославии, Греции и Албании и другое. Среди тех, кто обычно ужинал с ним, был Эмери, работавший за немецкой линией фронта в Албании. 10 декабря после ужина он в письме отцу передал ответ Черчилля на вопрос о планах дальнейших поездок: «Я жертва капризов и путешествую на крыльях фантазии». И в самом деле, уже через час Черчилль отправился самолетом в Тунис. После восьми с половиной часов полета самолет приземлился не в том аэропорту. «Его вывели из самолета, – вспоминал позже Брук, – он сел на свой чемодан под леденящим утренним ветром и выглядел – ну совершенно никаким. Мы просидели так довольно долго, прежде чем двинулись дальше, и он совершенно продрог». Нужный аэродром находился в 60 километрах, близ Карфагена, где его ждал Эйзенхауэр. Черчилль собирался оттуда вылететь в Италию, чтобы встретиться с британскими войсками, но у него уже не было сил. «Боюсь, придется остаться с вами дольше, чем планировал, – сказал он Эйзенхауэру. – Я совершенно дошел до точки и не смогу поехать на фронт, пока не наберусь сил».
11 декабря Черчилль провел в постели. На следующее утро у него поднялась температура до 38,3°. Из Каира прилетел врач; из Туниса прислали портативный рентгеновский аппарат. У Черчилля диагностировали воспаление легких. Он оставался в постели, но продолжал принимать посетителей и диктовать телеграммы стенографисту. Врачи возражали, но тщетно.
В ночь на 14 декабря сердце Черчилля стало давать перебои. Лорд Морган опасался, что он может умереть. Черчилль относился ко всему философски и сказал Саре: «Если умру, не переживай – война выиграна».
Глава 32
Болезнь и выздоровление
15 декабря 1943 г. к заболевшему Черчиллю в Карфаген прилетел из Каира бригадир Бедфорд, специалист-кардиолог. «Он дает ему дигиталис», – записал Макмиллан. Позже в этот же день из Италии прилетел подполковник Баттл, эксперт по новому антибиотику – сульфонамиду М&В. «Я долго с ним разговаривал, – записал Макмиллан, – упрашивал проявить твердость и
17 декабря в Карфаген прибыла Клементина, чтобы быть рядом с мужем. Вечером они ужинали вдвоем. Прошло почти шесть недель с тех пор, как они виделись в последний раз. После ужина к ним присоединились Сара и Рэндольф. Лорд Морган был недоволен, что разговоры затянулись, но, как написала Клементина Мэри, «у папы никаких признаков слабости, и пару раз, когда я вставала, чтобы уйти спать, он не отпускал меня». Однако ночью у Черчилля случился второй сердечный приступ. «Папа очень расстроен, – написала Клементина Мэри 18 декабря. – Он начинает понимать, что в ближайшие дни не поправится и ему придется вести кошмарную для него монотонную жизнь без эмоций и возбуждения».