Черчилль. Биография

В это время возникла вероятность, что Сталин признает в качестве правительства Польши лишь люблинских поляков, исключив из него поляков лондонских. Узнав об этом, Черчилль стал настаивать на скорейшей встрече лидеров трех держав. Сталин сказал, что врачи не разрешают ему покидать страну, и предложил в качестве места встречи Ялту. Больному Рузвельту в таком случае предстояло преодолеть около десяти тысяч километров, а семидесятилетнему Черчиллю – почти шесть с половиной. «Можно искать десять лет, – сказал Черчилль Гопкинсу, – и худшего места для встречи все равно не найти». Рузвельт собирался морем добраться до Мальты, затем продолжить путь по воздуху. Черчилль решил лететь. Предварительно они с Рузвельтом договорились встретиться на Мальте. «Я буду ждать на пристани», – телеграфировал Черчилль президенту в первый день нового, 1945 г.

Почти весь день 1 января Черчилль проработал в постели. А 3 января, через пять дней после возвращения из Греции, опять покинул Англию. Сначала он вылетел во Францию, где посетил штаб-квартиру Эйзенхауэра под Парижем, а следующим вечером ночным поездом отправился в штаб-квартиру Монтгомери в Гент. Проведя утро с Монтгомери, он съездил в Брюссель, откуда вернулся в Англию. Переговоры дали ему ясное представление о следующей фазе войны – продвижении к Рейну. Черчилль сообщил Рузвельту, что в ходе переговоров не было ни малейших разногласий, но «есть один жестокий факт: для продолжения наступления нам нужны новые силы».

Стремясь несколько снять озабоченность Эйзенхауэра, Черчилль отправил телеграмму Сталину, в которой поинтересовался временем ближайшего наступления русских. Свой интерес он объяснил желанием придать Эйзенхауэру уверенность в том, что немецкие силы будут разделены между двумя «полыхающими фронтами». Сталин проинформировал его, что советское наступление начнется не позднее второй половины января. Черчилль ответил: «Чрезвычайно признателен вам за потрясающие новости».

11 января был подписан договор между Тито и бывшим правителем Хорватии доктором Шубашичем, согласно которому в будущее правительство Югославии войдут как коммунистическая, так и не коммунистические партии. Тем самым договоренность о равноправном разделении сфер влияния в Югославии, достигнутая со Сталиным, казалась, была соблюдена. «Мы должны настаивать изо всех сил, – написал Черчилль Рузвельту, – на проведении честных выборов, на которых решится судьба будущего режима, народа или народов Югославии».

Крайнее недовольство Черчилля вызвало публичное выступление Монтгомери 12 января, в котором тот принизил вклад американцев в битву за Арденны. «Считаю его выступление крайне неудачным, – сказал Черчилль начальникам штабов. – В нем прозвучали покровительственные нотки и полностью проигнорирован тот факт, что Соединенные Штаты там потеряли около 80 000 человек, а мы – от двух до трех тысяч. Впрочем, не наша вина, что мы принимали столь незначительное участие в этом сражении, которое стало великой американской битвой, одновременно катастрофической и славной».

Теперь Черчилль начал готовиться к Ялте. Тем для обсуждения становилось все больше. 15 января он телеграфировал Рузвельту о нарастающем советском давлении в Персии, где Россия, как он выразился, надеется «приобрести все, что хочет, с помощью большой палки». Перед отъездом он сделал в палате общин обзор текущего военного положения. Колвилл записал: «Это была его лучшая речь с 1941 или даже с 1940 г.». Николсон тоже отметил «потрясающую живость, убедительность и юмор».

Говоря в палате об англо-американских требованиях безоговорочной капитуляции Германии, которые широко критиковались как слишком суровые, Черчилль подчеркнул, что немцы очень хорошо знают, «насколько строги моральные принципы, которые ограничивают наши действия», после чего напрямую обратился к врагу: «Мы не занимаемся уничтожением наций и народов. Мы не торгуемся с вами. У вас нет никаких прав. Прекращайте сопротивление безоговорочно. Мы останемся верны нашим традициям и характеру».

Николсон отметил, что перед тем, как произнести последнюю фразу, Черчилль снял очки и сопровождал каждое слово «ударяя себя кулаком в грудь, как орангутанг». Это был мощный и впечатляющий жест. Британия будет вести себя гуманно, даже по отношению к поверженным тиранам.

20 января Венгрия подписала перемирие с союзниками. В этот же день Красная армия перешла границу Германии в Восточной Пруссии и Силезии. Лондон ликовал. В этот день Черчилль получил письмо Эттли, обратившего внимание на то, что в кабинете скопилось слишком много документов, которые он не читал, и слишком много вопросов, которые он не дал себе труда рассмотреть. Черчилль пришел в раздражение. Колвилл записал: «Как бы глубоко я ни любил и ни восхищался ПМ, боюсь, во многом Эттли прав, и я восхищен тем, что он набрался мужества сказать это. Многие консерваторы и такие чиновники, как Кадоган и Бриджес, чувствуют то же самое».