Черчилль. Биография

В выборах участвовали три сотни кандидатов от либералов во главе с сэром Арчибальдом Синклером, которого Черчилль призывал войти в парламент после Первой мировой войны. Еще одним либералом – другом Черчилля была Горация Сеймур, у которой был коттедж на территории поместья Чартвелл. Вечная либералка, она написала ему 3 июля, что собирается и в этот раз голосовать за либералов, поскольку не может найти кого-либо из партии, кто был бы готов уступить свое место в пользу кандидата от консерваторов, как того хотел Черчилль. «Трезвость и мудрость Консервативной партии вызывали очень большие сомнения до 1939 г., – написала она ему. – Никто не смог бы опровергнуть эти сомнения лучше, чем ты, дорогой Уинстон!»

5 июля был днем голосования. Чтобы посчитать голоса военнослужащих за рубежом, перед объявлением результатов сделали трехнедельную паузу. Черчилль запланировал десятидневный отпуск между днем голосования и началом Потсдамской конференции. 7 июля он с дочерью Мэри улетел в Бордо, а оттуда уехал на юг, в Шато-де-Бордаберри, близ испанской границы, где собирался неделю отдохнуть. По утрам он купался в Атлантическом океане, а в середине дня рисовал. «Сначала он бывал подавленный и усталый, – позже вспоминала Мэри. – Но как скоро магия живописи овладевала им, он на несколько часов погружался в нее целиком и отстранялся от тревожных мыслей о настоящем и будущем».

За время отпуска Черчилль отправил только одну официальную телеграмму – фельдмаршалу Монтгомери, ныне главнокомандующему Британской оккупационной армией. «Прошу проследить, – написал он, – чтобы не разрушались научно-исследовательские учреждения и предприятия. Наши инженеры и ученые смогут воспользоваться многими наработками». Небольшую записку он отправил и канцлеру Казначейства сэру Джону Андерсону с пожеланием провести «безжалостную чистку» армии таким образом, чтобы, не подрывая эффективность наступательных действий против Японии, высвободить человеческие ресурсы, необходимые для наших «гражданских потребностей».

15 июля Черчилль с дочерью вылетел из Бордо в Берлин. Неделя отдыха закончилась. В Потсдаме, в особняке на Рингштрассе, 23, предоставленном Черчиллю, его встречали Иден, Эттли, Александер и Монтгомери. «ПМ выглядит стариком, – написал Монтгомери другу. – Я был в шоке, увидев его. Он постарел на десять лет с тех пор, как я его в последний раз видел».

На следующее утро состоялась первая встреча Черчилля с Трумэном. Резиденция американского президента находилась в четырехстах метрах от его особняка. Черчилль провел там два часа. «Он сказал, что президент ему очень понравился и что они нашли общий язык, – написала Мэри матери. – Говорит, уверен, что они сработаются». Днем Черчиллю показали развалины рейхсканцелярии Гитлера. На площади собралась толпа немцев. «За исключением одного пожилого мужчины, который неодобрительно качал головой, – позже вспоминал Черчилль, – все приветствовали меня. Моя ненависть умерла вместе с их поражением, и я был чрезвычайно тронут таким проявлением чувств, а также их изможденным видом и изношенной одеждой».

На второй день пребывания в Потсдаме Черчилль пригласил на обед Трумэна и его военного министра Генри Стимсона, который положил перед Черчиллем листок бумаги со словами: «Дети родились удовлетворительно». Он не понял, что это значит. «Это значит, – пояснил Стимсон, – что эксперимент в американской пустыне завершен. Атомная бомба стала реальностью».

Сталину еще не сообщали о столь важном событии. Первое пленарное заседание состоялось после обеда со Стимсоном. Черчилль настаивал на «скорейшем проведении свободных выборов в Польше, которые отразят пожелания польского народа», – одном из принципиальных решений, которое было принято в Ялте. В частной встрече со Сталиным после заседания Черчилль заговорил о немецком народе: «Они всегда верили в символ. Если бы Гогенцоллерну позволили править после Первой мировой войны, не было бы Гитлера». Он не упомянул, что впервые увидел Гогенцоллерна, императора Вильгельма II, пятьдесят четыре года назад в Хрустальном дворце в мае 1891 г.

В какой-то момент светской беседы Сталин признался Черчиллю, что стал курить сигары. Черчилль сказал, что, если фотография Сталина, курящего сигару, «станет известна миру, это будет гигантская сенсация».

18 июля гостем Черчилля на обеде был Трумэн. Два часа они провели наедине. По ходу разговора Черчилль поинтересовался, нельзя ли «безоговорочную капитуляцию Японии оформить таким образом, чтобы мы получили все гарантии будущего мира и безопасности и в то же время оставили японцам некую видимость воинской чести и уверенности в их существовании после выполнения всех мер безопасности, которые потребуют победители». Трумэн, как зафиксировала стенограмма, не считал, что «после Перл-Харбора японцы должны сохранять какую-то воинскую честь».