В выступлении на совместном заседании бельгийского сената и палаты 16 ноября Черчилль объяснял причины и истоки, как он выразился, «необязательной войны». «Если бы союзники, – говорил он, – решительно противостояли Гитлеру в начальный период его власти и вплоть до ремилитаризации рейнских земель в 1936 г., он был бы вынужден отступить. Тогда был бы шанс возобладать настроениям, особенно сильным среди высшего военного командования, которые избавили бы Германию от его маниакального правительства и той системы, из-за которой она в конце концов рухнула. Большинство немецкого народа дважды до 1933 г. проголосовало против Гитлера, – напомнил он слушателям, – но союзники и Лига Наций действовали вяло и с полным непониманием политической перспективы. Таким образом, все посягательства Гитлера оборачивались для него триумфом над умеренными и сдерживающими силами, что привело к мощному наращиванию вооружений Германией и, наконец, развязыванию войны. Перед войной я тщетно пытался обратить внимание на это. Так давайте хотя бы извлечем пользу из этого кошмарного урока», – призвал Черчилль.
Он не сказал, что уже начал готовить первые главы своих военных мемуаров, в которых собирался проанализировать годы между двумя мировыми войнами и представить читателям свои мысли, опасения и предположения в тот период. В брюссельской речи он призвал к созданию «Соединенных Штатов Европы», которые могли бы объединить континент, чего еще не бывало после падения Римской империи. Внутри этого континента все народы могли бы существовать в процветании, справедливости и мире».
Через три месяца после капитуляции Японии и полгода после поражения Германии Черчилля больше всего занимали три темы: тесное сотрудничество между США и Великобританией по сдерживанию советской экспансии, объединение всех демократических стран под эгидой ООН для предотвращения новой войны ввиду их слабости перед тиранией и создание объединенной Европы. Он был убежден, что Второй мировой войны можно было избежать. Он был настолько в этом уверен, что, когда ему предложили направить поздравительный адрес Болдуину в связи с его восьмидесятилетием, он отказался. Вместо этого он написал тем, кто сделал это предложение: «Желаю Стенли Болдуину не болеть, но для нашей страны было бы гораздо лучше, если бы он вообще не появлялся на свет».
30 ноября Черчиллю исполнился семьдесят один год. «Тем, кто тебя любит, – написала дочь Мэри в канун нового 1946 г., – а таких очень и очень много, очень обидно и грустно видеть тебя в стороне. И печаль тем сильнее оттого, что мы мало чем можем тебе помочь». В новогоднем списке пожалованных королем почетных званий и титулов Черчилль был награжден орденом «За заслуги». «Я испытала восторг и гордость, – написала Мэри, – когда прочитала сегодня утром в газетах об очередном знаке признания твоей деятельности». «Орденом «За заслуги» награждает лично король, им не награждают по представлению министров, – объяснял Черчилль одному из тех, кто прислал поздравления. – Этим он для меня особенно ценен».
8 января он съездил в Букингемский дворец получить его, а на следующий день с Клементиной отправился из Саутгемптона на лайнере «Куин Элизабет» в Соединенные Штаты. Вместе с ним был один из его секретарей военного времени Джо Старди. Новая секретарша Элизабет Джилльет осталась дома разбираться с массой писем, чтобы держать Черчилля в курсе событий. Кроме того, он решил опубликовать в одном томе воспоминаний свои выступления на секретных заседаниях во время войны. Печатание этих выступлений стало первоочередной задачей мисс Джилльет.
Путешествие носило грустный оттенок. Брак Рэндольфа закончился разводом. «Я глубоко опечален, – написал Черчилль матери Памелы, леди Дигби, за два дня до отъезда. – Это положило конец многим надеждам. Война вмешалась в жизнь миллионов людей. Но мы не должны падать духом среди руин».
Вечером 14 января Черчилль и Клементина прибыли в Нью-Йорк и сразу же поездом уехали в Майами-Бич. По приезде, утром 16 января, Черчилля попросили дать пресс-конференцию. Она состоялась во внутреннем дворике дома по Норт-бей-роуд, 5905, у которого был собственный выход на океан и в котором ему предстояло прожить почти три недели. Когда кинооператор попросил его произнести десять слов в микрофон, Черчилль ответил: «Меня попросили сказать всего десять слов, но не сказали о чем. Десять слов, которые первыми пришли мне в голову, таковы: «Я чувствую огромное удовольствие, наслаждаясь нежарким приятным солнцем Майами-Бич». Затем уже всерьез Черчилль объяснил журналистам, почему он поддержал просьбу лейбористского правительства к Соединенным Штатам о выделении четырехмиллиардного займа. «Если нам не дадут возможность снова встать на ноги, – сказал он, – мы можем никогда снова не занять свое место среди других стран».