Черчилль: быть лидером

В самый разгар обсуждения, записал в дневнике Брук, «Уинстон твердил о чем-то своем и повторял детали, которые были мало связаны между собой».

«Я пришел к выводу, что бесполезно в таком состоянии обсуждать с ним столь важные дела», – заключил начальник Генерального штаба [792] .

Черчилль не скрывал своего переутомления. В мемуарах он признается: физическое истощение во время его пребывания в Каире, куда он отправился из Тегерана, достигло такой степени, что «после ванны я даже не мог вытереться, просто оборачивал себя полотенцем, ложился на кровать и высыхал естественным путем» [793] .

Несмотря на усталость, премьер принял участие в нескольких крупных мероприятиях, включая переговоры с королем Югославии Петром II Карагеоргиевичем, совещание с иракским руководством, пресс-конференцию и банкет в британском посольстве. В час ночи Черчилль вылетел в Тунис. Полет продлился восемь с половиной часов.

«Премьер устал и опустошен, – констатировал Брук. – По-моему, он встал на опасный путь. Конференция вымотала его вконец, он не отдохнул полностью, но настаивает на продолжении активной работы» [794] .

Одиннадцатого декабря Черчилль приехал на виллу генерала Дуайта Эйзенхауэра в Карфагене.

«Я останусь у вас немного дольше, чем планировал, – признался он американцу. – Я на пределе и не могу продолжать, пока не восстановлюсь» [795] .

Заверяя близкое окружение, что время для отдыха будет выкроено, Черчилль не оставил идею принять участие в смотре британских войск, направлявшихся в Италию. Состояние премьера пугало осторожного Брука. Он переговорил с лордом Мораном, и тот подтвердил его опасения: Черчилль находится на грани. В какой уже раз Брук набрался смелости, чтобы высказать патрону свое негативное мнение о предстоящей инспекции войск. Свои доводы он построил на том, что глава кабинета не имеет права рисковать собой, когда от него зависит решение множества важнейших вопросов. Бруку почти удалось переубедить Черчилля, как неожиданно у него вырвалась фраза, которая, по его же собственным словам, была «проявлением глупости»:

– И более того, со мной полностью согласен Моран.

Услышав имя врача, Черчилль расценил это как сговор. Он энергично приподнялся, замахал кулаком перед лицом собеседника и закричал:

– Не смей вступать в союз с этим чертовым стариком! [796]

Вечером, перед тем как отправиться спать, Черчилль почувствовал боль в горле и обратился к Морану за консультацией:

– Ты думаешь, это серьезно? – спросил он врача. – Как ты думаешь, чем это вызвано?

Моран успокоил его, посоветовав хорошо выспаться [797] .

Сон, однако, не задался. Алан Брук пишет, что в четыре часа утра его разбудили громкие звуки, доносившиеся из соседней комнаты.

– Кто это еще, черт возьми? – выругался он.

Когда зажегся свет, Брук, к своему глубочайшему удивлению, увидел премьер-министра. На Черчилле был цветастый халат с китайскими драконами. На голове – коричневая повязка.

Премьер сказал, что ищет лорда Морана, так как у него раскалывается голова. Брук проводил Черчилля в комнату к врачу, а сам отправился спать. Но выспаться в ту ночь ему так и не удалось. Буквально через час весь дом ходил ходуном [798] .

К утру боль прошла, но поднялась температура – 38,3 ºС. В срочном порядке из Туниса были выписаны две медсестры, профессор Гай Пульвертафт и аппарат для рентгена. Анализ крови, сделанный профессором, не дал причин для беспокойства, но результаты флюорографии были менее обнадеживающие. Исследование показало, что у Черчилля пневмония или, как ее в свое время назвал Джеффри Маршалл, один из лечивших британского политика врачей, «болезнь стариков».

– Почему стариков? – удивился Черчилль.

– Потому что она уносит их тихо, – последовал вполне исчерпывающий ответ [799] .

Наш герой уже болел воспалением легких, когда ему было одиннадцать лет, и болел тяжело. Однако и тогда, и сейчас он сумел выкарабкаться.

«Дни шли, принося много неудобств, – напишет он впоследствии. – Лихорадка то вспыхивала, то спадала. Я жил войной и мысленно находился очень далеко от места моего пребывания. Врачи пытались не давать мне работать, но я не слушался их» [800] .

В последующие месяцы войны коллеги Черчилля еще не раз будут свидетелями его переутомления. Вот, например, что записал в своем дневнике Алан Брук после встречи с лидером нации в конце марта 1944 года:

«Нашел Уинстона в ужасном настроении. Я боюсь, что у него уходит почва из-под ног, и это происходит стремительно. Премьер не способен сконцентрироваться даже на несколько минут, его мысли постоянно скачут с одной темы на другую. Он лишь зевает и говорит, что чувствует себя чертовски усталым» [801] .

Одной из причин подобного состояния была предстоящая высадка десанта в Нормандии и открытие второго фронта. С приближением Дня «Д» психологическое давление все возрастало, что негативно сказывалось на состоянии уже немолодого политика.

«Уинстон дико устал, – отмечал Брук в мае 1944 года. – Для того чтобы совладать с ним, требуется огромное терпение» [802] .