Черчилль: быть лидером

«Таким образом, вечером 10 мая, в начале этой колоссальной битвы, я был облечен величайшей властью в государстве, которым я с тех пор и управлял во все большей мере в течение пяти лет и трех месяцев, пока шла мировая война. В эти последние, насыщенные событиями дни политического кризиса мой пульс бился все так же ровно. Я воспринимал все события такими, какими они были. Но я не могу скрыть, что, когда я около трех часов утра улегся в постель, я испытал чувство большого облегчения. Наконец-то я получил право отдавать указания по всем вопросам. Я чувствовал себя избранником судьбы, и мне казалось, что вся моя прошлая жизнь была лишь подготовкой к этому часу и к этому испытанию. Одиннадцать лет политической жизни, когда я был не у дел, избавили меня от обычного партийного антагонизма. Мои предостережения на протяжении последних шести лет были столь многочисленны, столь подробны и так ужасно подтвердились, что теперь никто не мог возразить мне. Меня нельзя было упрекнуть ни в развязывании войны, ни в нежелании подготовить все необходимое на случай войны. Я считал, что знаю очень много обо всем, и был уверен, что не провалюсь. Поэтому, с нетерпением ожидая утра, я тем не менее спал спокойным, глубоким сном и не нуждался в ободряющих сновидениях. Действительность лучше сновидений» [1064] .

Итак, Черчилль стал премьер-министром, занял пост, который, по его же собственным словам, он «любил больше всего» [1065] . Чего можно было ожидать от него на новой должности? Лидер, который всю свою жизнь только и делал, что расширял сферу своих полномочий, погружался в решение бесчисленных проблем, никогда не ограничиваясь должностными обязанностями, теперь занял самый высокий пост. Стоит ли удивляться, что он довел свои обязанности и зону ответственности до запредельных масштабов. И так ответственный за все решения правительства, он замкнул непосредственно на себе всю военную тематику, назначив себя главой Министерства обороны.

Со времен Кэмпбелла-Баннермана Черчилль стал самым старым политиком, возглавившим правительство в первый раз. Однако в отличие от своего предшественника и несмотря на возраст (шестьдесят пять лет), по активности и энергии он мог дать фору более молодым коллегам. Держа под контролем все ключевые моменты, он постоянно теребил подчиненных: что, как, почему, когда, в каком состоянии? – заваливал он их бесконечными записками.

«Появилась атмосфера срочности, – вспоминают очевидцы. – Никаких задержек, постоянные совещания штабистов, телефонистки соревновались в скорости, устанавливая соединения. Исчез привычный распорядок дня, спутаны часы труда и отдыха, оставлены выходные» [1066] .

Ян Джейкоб описывал впоследствии, как уже 13 мая – спустя три дня после прихода Черчилля – он понял: Британия может выиграть войну. На эту мысль его навел постоянный заместитель одного из министров, который без пиджака бежал (!) по коридорам Уайтхолла с бумагами в руках. «С этого момента я был уверен – Черчилль растормошит машину госаппарата», – признался Джейкоб. Показательно, что этот эпизод очень нравился Маргарет Тэтчер, другой обитательнице десятого дома на Даунинг-стрит, которая исповедовала схожие принципы управления [1067] .

Отдельного упоминания достоин тот факт, что Черчилль не просто стал главой коалиционного правительства – он стал лидером нации.

Что значит быть лидером нации? На этот вопрос Черчилль ответил в своем эссе, посвященном премьер-министру Франции времен Первой мировой войны Жоржу Клемансо:

«Правда состоит в том, что Клемансо воплощал и выражал Францию. Он был Францией в той мере, в какой одно человеческое существо волшебным образом могло бы увеличиться до масштабов нации. Фантазия рисует народы в виде символических зверей: британский лев, американский орел, русский – тоже орел, только двуглавый, галльский петух. Но Старый Тигр в своей причудливой стильной кепке, с седыми усами и говорящими глазами представлял собой более точный символ Франции, чем любой обитатель птичьего двора» [1068] .

В 1930-х годах, рассуждая над тем, как изменился мир со времен Великой войны, Черчилль приходил к неутешительному выводу о «вопиющем недостатке индивидуального лидерства».