Черчилль и Гитлер

Трудно понять, как новый британский соперник Гитлера, Уинстон Черчилль, мог бы отказаться искать мира с нацистами, если бы британские экспедиционные войска в полном составе оказались захвачены в Дюнкерке. На деле Черчилль обратил успешное спасение армии союзников в воодушевляющий триумф в крайне тяжелых обстоятельствах. Черчилль справедливо полагал, что, возможно, именно Гитлер и нацисты привели его на Даунинг-стрит в мае 1940 г., и чтобы остаться там надолго, ему необходимо было придумать совершенно новый вид лидерства, – которое фактически отрицало логику и обращалось скорее к сердцу, нежели к разуму. Хотя Черчилль должен был сказать британскому народу, что эта война может быть выиграна, сам он не имел ни малейшего представления о том, как это можно сделать. В цикле речей, призванных поднять моральный дух британцев, он высказал целый ряд идей о том, как можно выиграть войну, и каждая новая была невероятней предыдущей.

Он умолял народ – как может умолять только выдающийся лидер и только в самый ответственный момент – руководствоваться чувствами, а не расчетом. Если бы время показало, что он ошибся, ему пришлось бы столкнуться с народным гневом. В своей первой речи, которую он произнес как премьер-министр в Палате общин 13 мая 1940 г., Черчилль с обезоруживающей искренностью признался, что ему нечего предложить «кроме крови, тяжелого труда, слез и пота». Но затем он предложил нечто гораздо большее, когда в завершение речи сказал: «Вы спросите, какова наша цель? Я могу ответить одним словом: победа, победа любой ценой, победа, несмотря на весь ужас, победа, каким бы долгим и трудным ни был путь; потому что без победы не будет жизни».

К тому времени, когда через шесть дней он вновь выступал с речью, немцы прорвали цепь французских укреплений к северу от «линии Мажино», и в интересах британского народа следовало поддерживать его уверенность в победе до тех, пор пока не удастся придумать, как же именно этого добиться. Черчилль поддержал веру во французскую армию, сказав: «Мы можем с уверенностью ожидать стабилизации французского фронта и всеобщей активности народных масс, которая даст солдатам Франции и Британии мощь, с лихвой перекрывающую силу врага. Что касается меня, у меня есть непоколебимая уверенность во французской армии и ее лидерах».

Однако ей не удалось остаться непобедимой, поскольку всего десять дней спустя британские экспедиционные войска были эвакуированы с берегов Дюнкерка. Но, продемонстрировав неукротимую смелость, Черчилль сумел устыдить британцев, которые на протяжении последних 20 лет рьяно проводили политику умиротворения в отношении Германии и которые восприняли Мюнхенское соглашение с тем же энтузиазмом, с которым отвергали его самого, и заставить их проявить героизм. В его речах содержалась уверенность в том, что они готовы к грядущим атакам на мирное население:

Много мужчин и много женщин на Острове, которые, когда придет час их сурового испытания, будут ощущать утешение и даже гордость от сознания того, что они разделяют страдания наших парней на фронте – солдат, моряков и летчиков, да благословит их Господь – и принимают на себя хотя бы часть тех атак, которые должны выдержать фронтовики. Разве не наступило время для всех сделать самое большое усилие, какое только есть в наших силах?

Обращаясь к народу таким образом еще до того, как Британия подверглась нападению, Черчилль превратил нервничающих и напуганных, по вполне понятным причинам, людей в героев. Даже если его уверенность в окончательной победе разделяли не все, никто не сеял пораженческие настроения, высказывая вслух свои опасения. Это было высшее проявление лидерских качеств со стороны Черчилля. Вот что он сказал в Палате общин 4 июня 1940 г.: