Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

6) информировал, что Генеральный штаб рассмотрел, как улучшить связь между двумя армиями, и о решении сообщит Эйзенхауэру позже;

7) и, наконец, заметил, что, по данным разведки, численность вражеских сил на Восточном фронте постепенно увеличивается. Кроме 6-й танковой армии СС, три дивизии переброшены из Северной Италии и две дивизии из Норвегии.

Эйзенхауэр тотчас же отправил копию этого послания Объединенному комитету «для информации». Как только премьер-министр узнал об этом, он спросил главнокомандующего о его планах. 30 марта Эйзенхауэр объяснил их Черчиллю точно так же, как и в послании к Сталину. Черчилль был недоволен по нескольким причинам. Во-первых, ему казалось, что Эйзенхауэр превысил свои полномочия, напрямую советуясь со Сталиным; затем он полагал, что в своих планах тот выходит за рамки чисто военных вопросов, потому что, говоря о контактах между наступающими армиями, он определял основную стратегию с политическими последствиями; и вообще, сами планы он считал неразумными. Британские начальники штаба тоже были недовольны, считая, что их отстраняют, и тотчас же попросили отложить все переговоры с русскими.

Американские начальники штаба наотрез отказались останавливать Эйзенхауэра. Они защищали его стратегию как здравую, а действия как необходимые.

«Битва в Германии, – резюмировал Черчилль мнение американцев, – достигла того этапа, когда полевому командующему приходится самому судить, какие решения следует принять. Намеренный отказ от использования слабости противника представляется неразумным. Единственной целью должна быть быстрая и полная победа. Признавая, что эти моменты не имеют прямого отношения к главнокомандующему, начальники штабов Соединенных Штатов считают его концепцию здравой и полагают, что он должен получить полную поддержку и продолжать свободно общаться с главнокомандующим советской армии».

Черчилль изложил суть дела президенту в послании, отправленном 1 апреля (в тот же день, когда Сталин получил послание президента, в котором тот уверял, что переговоры в Швейцарии о возможной капитуляции немцев в Италии носят лишь предварительный характер). Суть точки зрения Черчилля заключалась в том, что основная ось наступления с запада не должна перемещаться к югу от Эльбы и Берлина. Среди его доводов можно выделить два: 1. Взятие Берлина будет «главным сигналом о разгроме для немецкого народа». 2. Русские войска почти наверняка захватят Австрию и войдут в Вену. Если они также возьмут и Берлин, не будет ли это превышением власти? Вывод его был таков: «Следовательно, я считаю, что с политической точки зрения нам следует как можно дальше зайти на восток Германии, и, если Берлин будет нам доступен, мы, безусловно, должны взять его». Заметим, что возражения, обоснованные военными причинами, которые британские начальники штабов сформулировали и поспешили передать американским соратникам, Черчилль нашел неубедительными. Он считал, что на них повлияла тревога, а не адекватная оценка ситуации и точка зрения, влияющая на действия Эйзенхауэра.

Эйзенхауэр пытался смягчить сопротивление премьер-министра, объяснив в послании к Черчиллю, отправленном 1 апреля, что, «чтобы обеспечить успех каждой из запланированных мною операций, я сначала сосредоточу войска в центре, чтобы занять необходимую мне позицию. Как мне сейчас кажется, следующим шагом должно быть форсирование Эльбы войсками Монтгомери, подкрепленными при необходимости американскими войсками, и достижение ими по крайней мере линии, включающей в себя Любек на [Балтийском] побережье». Относительно Берлина он не давал никаких обещаний; если город окажется доступным для захвата с запада, сказал он, почести будут разделены между американскими и британскими силами.

Черчилль признал, что мало чего добился. В своем ответе Эйзенхауэру от 2 апреля он снова повторил, что считает очень важным, чтобы западные армии «обменялись рукопожатиями» с русскими как можно дальше на востоке. 5 апреля он дружески заметил президенту, что изменения основного плана на самом деле меньше, чем показались при первом прочтении послания Эйзенхауэра к Сталину, и. чтобы выразить свои чувства, закончил так: «Одна из моих немногих латинских цитат: Amantium irae amoris integratio est». В министерстве обороны перевели это как «Милые бранятся – только тешатся» и направили Эйзенхауэру. На следующий день Черчилль в послании Сталину поддержал Рузвельта, защищающего переговоры в Швейцарии о возможной капитуляции в Италии.