Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

Президенту понравилось это предложение. Отвечая Черчиллю, он сказал: «Мы с вами его прямые потомки».

Черчилль по-прежнему тревожился из-за хода операций в Северо-Западной Европе и, прежде чем встретиться с русскими, хотел еще раз тщательно просмотреть стратегические планы, касающиеся Западного и Итальянского фронтов. Вероятно, он так же настороженно относился к еще одной попытке Объединенного комитета начальников штабов изменить стратегическую программу в пользу войны на Тихом океане, о возможности чего намекали не слишком обоснованные сообщения британского посла в Вашингтоне лорда Галифакса.

Премьер-министр спросил президента, не мог бы он провести две-три ночи на Мальте и позволить посовещаться штабам. Когда президент вежливо отверг эту просьбу, договорились, что Объединенный комитет начальников штабов прибудет на Мальту заранее. чтобы иметь возможность провести предварительные переговоры со своими британскими коллегами.

Рузвельт сказал, что не думает, что ему с Черчиллем следует оставаться в Ялте более пяти-шести дней. Помня об этом и взывая к сильному желанию президента завершить работу, начатую в Думбартон-Окс, премьер-министр предложил, чтобы на Мальту направили Стеттиниуса для предварительных переговоров с Иденом. Он сослался на положительные результаты переговоров на уровне министров иностранных дел в Москве перед Тегеранской конференцией и в шутку добавил: «Я не думаю, что осуществление наших надежд относительно всемирной организации возможно в течение пяти-шести дней. Даже Всевышнему понадобилось семь». Рузвельт ответил, что Стеттиниус не может в настоящее время покинуть Вашингтон для предварительных переговоров с Иденом, но он направит в Лондон Гопкинса. Сезон холодности миновал, и Гопкинса снова использовали для самых важных и запутанных дипломатических поручений. Очевидно, президент считал его более пригодным для схваток с «мальтийскими рыцарями», чем новичка, которого он вырастил до положения государственного секретаря.

30 января британские и американские военные штабы приступили к совещаниям на Мальте. Они быстро пришли к соглашению по большинству вопросов, остававшихся до сих пор нерешенными. Поэтому к прибытию Рузвельта и Черчилля предварительный доклад был почти готов.

Страхи британцев (а возможно, и русских), что американцам не терпится бросить все силы на войну против Японии, были развеяны. Договоренность, согласно которой главной целью была безоговорочная капитуляция Германии, оставалась в силе. Но боевые ресурсы союзников позволяли принять решение одновременно нанести удар по Японии. Вероятность принятия такого решения ограничивалась положением, записанным в окончательном докладе Объединенному комитету, которое гласило: «Влияние такого решения на сроки исполнения главной цели должно быть обсуждено Объединенным комитетом до принятия решения». В этом докладе. с оптимизмом глядящем в будущее, определялось, что после разгрома Германии Соединенные Штаты и Великобритания в сотрудничестве с остальными государствами Тихого океана и Россией направят все свои ресурсы на скорейшее достижение безоговорочной капитуляции Японии.

На мальтийских совещаниях все дружно согласились, что необходимо поторопиться с наступлением на Западном фронте, предусмотренным первой фазой плана. 30 января Эйзенхауэр, выступая на заседании Объединенного комитета, заявил: «…сейчас фактор времени… приобретает огромную важность ввиду наступления русских. Похоже, что такое положение продолжится до 15 марта… В связи с ослаблением наступательных действий немцев на Западном фронте наша главная задача заключается в том, чтобы как можно скорее выйти на севере к Рейну».

Так пришел конец разногласиям по поводу главного направления наступления союзников на Западном фронте, с октября существовавшим между Эйзенхауэром и Монтгомери и их штабами.

Британцы яростно и настойчиво протестовали против стратегии широкого фронта. Они доказывали, что самый лучший способ достижения ощутимого результата – сосредоточение всех сил на главном направлении наступления. После двух встреч с Эйзенхауэром Монтгомери 30 ноября написал ему письмо, где в беспощадных выражениях изложил свою точку зрения. Выразив свое отрицательное отношение к результатам недавних наступлений на различных направлениях, он убеждал Эйзенхауэра изменить директиву от 28 октября, которая предусматривала концентрацию сил на севере, а также изменить стиль командования.