Чердак

Ладно, хватит рефлексировать. Вот и перерыв на подходе. Сейчас у моих утро. Знаю, уже проснулись, тоже ждут, когда я буду готов. Я не обнимал их уже полтора года. Из них полгода я смотрю в кратерные глазницы астероида м-класса Психея 16, диаметром двести пятьдесят километров, стоимостью в какую-то умопомрачительную сумму, которая достаточно значима, чтобы человечество затеяло всю эту эпопею с его промышленным освоением. Я контролирую работу комплекса, который добыл полезных ископаемых на сотни миллиардов. Материалы для возведения обеих российских баз на Марсе – а это, на минуточку, десятки тысяч кубометров высокотехнологичной инфраструктуры – добыты автономными механизмами, за работой которых я наблюдаю, чтобы вмешаться в том случае, если произойдёт нештатная ситуация. Впрочем, продвинутые алгоритмы квантового ИИ справятся с ситуацией не хуже меня. Но человечество хочет оставить за собой видимость собственной необходимости. Искусственный интеллект и так уже сделал своё черное дело в отчуждении большинства населения от созидательного труда, и отсутствие живого человека даже здесь, на острие технологической вершины цивилизации – это был бы уже перебор.

Запрос на сеанс связи. Вот же невезуха! Американскому коллеге что-то понадобилось. Хорошо, что не экстренный вызов, этого бы только не хватало. Американский отсек, как и русский, вертится в нашем «колесе», создающем эффект силы тяжести, только он расположен на диаметрально противоположной стороне кольца. Если у него беда, по протоколу пришлось бы выполнить кучу формальных действий, прежде чем отправляться его выручать. Случалось на моей вахте уже: я, считай, выдвинулся к индийцу, но оказалось, что у него автоматика засбоила и они никак не могли сигнал о помощи вырубить, долго извинялись. Но обещанный могарыч я так и не увидел, ага. Ладно, кто старое помянет… Так что там Майклу нужно?

– Виктёр? Витя?

– Здравствуй, Майкл! What happened?

– Всё ф порядке! Нюжен советь.

– I'm listening to you.

– Слюшать мало. Нюжно смотреть. Чтё это, по-твоему? Переключаю.

Майкл открыл мне доступ к своему контрольному объективу. Американцы предпочитают вести наблюдения не с висящего над разрезом спутника, как мы, а с дронов, которые у них летают прямо в выработке. Чёрт его знает, может так и удобней, но вряд ли надёжней. Срок службы у таких дронов невелик, и картинка не такая чёткая, зато они в любую дыру залететь могут и показать, что там. Разный инженерный подход. Другая школа. У них, как всегда, инновации, у нас – основательность. Ну а что, бюджет позволяет. А у нас, как всегда: то оптимизация, то золотуха…

Дрон, перемещаясь короткими реактивными импульсами, показывал внутренности штрека, проделанного между золотыми жилами, толщиной сантиметров по двадцать пять, а то и больше. Штрек уходил вниз, под углом где-то в тридцать градусов. Потом угол становился более пологим, следуя по направлению залегания пластов.

– Вот, вот, смотри!

Я пригляделся к тому, на что указывает Майкл. Сначала вообще ничего необычного не заметил. Глаза долго привыкают к тусклому искусственному освещению. Рудничным комбайнам свет для работы не нужен: они пласт «видят» по принципу эхолота, как летучие мыши. Радары обмениваются волновыми импульсами с поверхностью выработки. Там где обратный отклик по частотному диапазону соответствует золоту или никелю – в зависимости от того, на что заточен комплекс – жилу очищают от породы, измельчают и отправляют в обогатитель, из которого очищенный металл уже формуется в плюшки, готовые к транспортировке. Так что прожекторы работают исключительно для того, чтобы контролёры вроде нас с Майклом видели, что происходит.

Постепенно я стал различать то, что смутило американца. Комбайн наткнулся на какую-то ребристую плоскость, края которой, если они были, скрывались в породе. Потом я различил ещё кое-что странное – какие-то толстые дугообразные колбаски или цилиндры, у их основания узлами сплелись какие-то корни, что ли… Остановленный комбайн задумчиво перебирал буровыми манипуляторами. Он изрядно попортил находку до того, как Майкл вмешался, так что её первоначальный вид угадывался с трудом. По большому счёту, подозрительно выглядел только сам её материал, казавшийся чужеродным в этом геологическом окружении. И волнообразная структура смущала. Но если не придираться – мало ли какую форму примет порода после того, как комбайн извлечёт из неё добытый металл.

– А поколупай глубже, – предложил я.

– Не понимаю…

– Пусть комбайн копнёт вниз или вверх, проверим, куда ведут эти столбы.

– А, вот оно чтё.

Майкл сделал, как я просил, перевёл управление манипуляторами в ручной режим и аккуратно покопал вниз, расчищая породу. Ничего особенного. Столбы сошли на нет, ребристая плита истончилась и стала рассыпаться под грубыми движениями машины. Тогда Майкл развернул комбайн и заставил его расчищать верх. Здесь было интереснее – цилиндрические выступы сошлись в дугу. Но на этом – всё, больше ничего интересного.

– Какие твои мысли?

Я пожал плечами: