Чердаклы

Весеннее солнце палит прямо в окна сенотрусовского кабинета, голубые шторы по этой причине плотно задернуты, и в какой-то момент раздается настойчивый стук в окно. Это весьма необычно – кабинет все-таки располагается на третьем этаже. На одной из штор появляется хорошо различимая темно-синяя, почти черная тень. Сенотрусов замолкает, напрягается и, глядя мне прямо глаза, шепотом произносит: что это? Я пожимаю плечами и, хотя сам изумлен не меньше Сенотрусова, не произношу ни звука. Стук повторяется, и, судя по колышущейся тени, кто-то пытается открыть окно. Юлия! – истерично орет Сенотрусов, – иди сюда! Срочно! В кабинет влетает одна из его многочисленных ассистенток, Сенотрусов показывает на окно: что это там? Девушка подходит к окну, отодвигает штору, затем пронзительно визжит и выскакивает из кабинета.

СЕНОТРУСОВ: Юлька! Куда ты? Что там? Что ты видела?

ЮЛИЯ: Там какой-то олимпиец с веревками, Валентин Сергеевич! Со страшной рожей!

СЕНОТРУСОВ: Какой, к черту, олимпиец?

ЮЛИЯ: То есть альпинист. Я даже отсюда его вижу…

Я поднимаюсь, подхожу к окну, отдергиваю шторы – за окном никого нет. И в этот момент раздается стук в другое окно. Сенотрусов пулей выскакивает из кабинета. Я следую за ним.

Весь следующий день Сенотрусов проводит в Самаре, у него там неотложные дела. А когда под вечер я прихожу к нему в кабинет, обнаруживаю, что все три окна забраны в крепкую металлическую решетку… После этого случая Сенотрусов несколько месяцев не пил, до 28 июля, пока не прошли выборы в местную Думу.

Тимур Мосолапов

Тимур Мосолапов был дважды героем. В середине восьмидесятых, почти сразу после окончания школы, попал в Афганистан. А оттуда прямиком в Чернобыль…

На митинг он обычно прикатывал на инвалидной коляске в сопровождении группы немолодых, но крепких мужиков в камуфляже. Одновременно с ним появлялись почти все городские колясочники. Это была его армия. Общественное движение Самокат 15+ объединяло всех обездвиженных, передвигающихся с трудом, многих пенсионеров и даже онкологических больных. Таких в городе было много. Иногда казалось, что город только из таких и состоит.

Тимур к этому времени весил килограммов сто пятьдесят, в его бороде появились седые пряди, он никогда (даже выступая на митингах) не снимал золотого перстня с изображением скарабея – жука, толкающего задними ногами земной шар в неизвестном направлении. Этот жук в виде наколки присутствовал у него на плече, но это мало кто видел; со временем скарабей стал символом движения Самокат 15+. Мосолапов обычно сидел на трибуне, приподняв подножку своей коляски и вытянув ноги в замшевых ортопедических мокасинах, мешая любопытствующим себя рассматривать.

Тимур был привередлив в отношении всего, что касалось его ног. У него была наготове новая пара обуви на каждый день, в зависимости от сезона и погоды. Это была его слабость, а может быть, сила, кто знает, – оксфорды и балморалы от Чарльза Алдена, туфли и мокасины от Амадео Тестони, Айси Берлуччи, Сильвио Латтанци… от аллигатора, оленя, теленка, лошади, страуса, питона, игуаны… В его коттедже, спрятавшемся за корпусами медгородка и смотрящем окнами в сторону зеленой зоны, под обувь была отведена мансардная комната, закрытая для посторонних. Тимур не любил животных. И животные его не любили. Полуперс Саша, милая кошечка с золотистой шерстью, которую он какое-то время терпел из-за приходящей к нему сестры, однажды оказалась случайно запертой этой сестрой в запретной комнате. Саша оставила отметки практически на каждой паре – удивительно здесь то, что она точно рассчитала свои запасы. Пришлось эту обувь сжечь. А с ней и Сашу. Не отдавать же бомжам.

Любое публичное выступление Мосолапов начинал словами: мы воевали. Как-то так получилось, что на последнем митинге 9 мая он остался единственным фронтовиком, и весь город нес свои поклоны лично ему. И помнит мир спасенный, и помнит мир живой…

Любой вопрос он решал просто: поговорю с мэром или завтра выезжаю на встречу с Бутом, в зависимости от обстоятельств и статуса просителя. Он остался единственным героем в городе. Были до того еще герои, но их как-то разом всех поголовно перестреляли в банкетном зале ДК «Мир».