Черемша

Но вот то, что случилось позднее, заставило Гошку съёжиться под плащом: почистив и смазав наган, Корытин отпер железный ящик с резервными боеприпасами, долго рылся там, пересчитывал обоймы. Потом хлопнул крышкой, незаметно сунул за пазуху холщовый мешок с запасными наганными патронами — Гошка хорошо знал этот мешочек, его каждый раз при смене караула фиксировали по описи. Зачем он понадобился Корытину?

Выпрямившись, Корытин внимательно оглядел спящих караульных (Гошке сразу сделалось жарко под накрытым с головой плащом). Приглушённо кашлянул и опять вышел на крыльцо. Гошка прислушался: может, там, во дворе, кто-нибудь ждёт его? Нет, вроде бы тихо, никаких посторонних шагов…

Гошка лежал, прислушиваясь к замиранию, заячьей стукоте сердца, и вспоминал разговор с председателем Вахрамеевым. "Подозревать не умею. Это как?" — "Под сомнение брать, ежели не натурально" — "А ежели натурально?" — "Ещё раз проверь, на глаза не надейся. Вот вода мокрая — а ты пальцем попробуй. Удостоверься". Ишь ты, всё ему подавай натуральное, а у самого усы не настоящие, будто в клубной гримировочной приклеены — так и хочется дёрнуть, попробовать.

Но ведь мешочек-то холщовый перекочевал за пазуху Корытина… Не в тир же он стрелять собрался на ночь глядя? А куда собрался? Может, спросить?

Любопытной Варваре нос оторвали. Это — Варваре. А другому, глядишь, могут и голову оторвать. Запросто.

Пойти, пожалуй, покурить в коридор, всё равно уже десятый час, скоро заступать на пост.

Гошка поднялся, осторожно, из-за косяка заглянул в окно: Корытин стоял на освещённом крылечке, крепко вцепившись в перила, глядел куда-то вверх — на Золотуху, а может быть, на бегущие тучи, гадал: будет ли дождь?

Будет, подумал Гошка, однако не раньше, чем к рассвету. Ежели с вечера побрызгал и не пошёл, значит, жди только утреннего дождя. Дедова примета — верная.

Над плотиной уж начинал тянуть полуночный "свежак", когда Гошка принял пост. В студёном ветерке начисто отсутствовали запахи, и это потому, что шёл он с белков, где даже в середине лета были лишь серые пустынные скалы да редкие оселки подтаявшего снега. И всё-таки "свежак" бодрил, приятно просветлял глаза, вдыхать его было легко — он будто сам вливался в лёгкие первозданной родниковой чистотой.

Гошка дважды прошёлся по плотине, поглядел в сторону караулки: там сменившиеся часовые разряжали на освещённой площадке оружие, подумал и решительно зашёл в будку. Покрутил ручку телефона, попросил соединить с квартирой Вахрамеева.

Председатель, видно, не спал ещё, голос был бодрый.

— Это говорит Полторанин. Ага, тот самый. Так можно мне завтра прийти к вам по строительному делу?

— Насчёт участка?

— Ага. Решил строиться.

Это был условный разговор, который придумал Вахрамеев. Для председателя он означал "боевую тревогу" и, следовательно, бессонную ночь. А что он будет делать, когда и какие предпримет меры — Полторанина это уже не касалось. Ему так и сказано было: "Позвони, а дальше — гляди в оба. Вот и всё".

Может, он напрасно всполошил человека? Ведь тот же Вахрамеев предупредил: "Попусту панику не подымай". А как тут проверишь: напрасно или по делу? Не полезешь же за пазухой шарить у Корытина, это всё равно что медведя на щекотку пробовать…

Ладно, ничего страшного не случится, если председатель ночь не доспит. Вон у самого Гошки сколько их, таких ночей, уже набралось.

Прошёл час, пошёл другой — всё было тихо, спокойно. Замедлили бег тучи, уже не клубились, как вечером, а лениво расползались в стороны от Золотухи, освобождая над левым её гребнем чистое местечко для рогатого заходящего месяца. Ущербный, подумал Гошка, стало быть, скоро навалится падера. Да и время уже — осень подходит.

Запахло тиной из-под бьефа, зашлёпали о бетой волны — нагнал-таки ряби "свежак". У караульного причала послышался шум шагов, потом взревел мотор: вот это, наверно, и появился поверяющий. Начнут, поди, с дальнего поста.

Однако моторка описала полукруг, явно направляясь сначала к плотине. Гошка включил лампу-фару, повернул головку, направляя луч вниз, на воду. В освещённой лодке сидели двое: Корытин, а за рулём поверяющий — товарищ Шилов. (Чего это он за руль уселся? Обычно моторкой управлял сам Корытин).

Карнач помахал рукой, сделал знак: дескать, сейчас идём к острому, а потом сюда. Бодрствуй и будь готов. Гошка молодцевато пристукнул прикладом (мы всегда начеку!) и выключил прожектор.

Дальше всё тоже было по-обычному: на острове Кирьяныч осветил поверяющих, затем дважды мигнул красный сигнал — "идёт поверка поста" — и островок опять пропал в темноте.

Гошка начал беспокоиться: что-то долго они там копаются, уже минут двадцать прошло. Не взялись ли экзаменовать старика, а может, моторка не заводится? С ней такое бывает: барахляный мотор. Наконец, помигал красный фонарик — "всё в порядке".

И тут Гошку ни с того ни с сего начал колотить озноб. Он вдруг представил себе, как от самой воды, из чёрной пугающей пустоты поднимается по железной лесенке кряжистый бородатый Корытин, у которого под ватником отточенный медвежий нож.