"Ку-ку", - прокуковали часы. И еще раз. Сестра выглянула в окно и в слабом свете луны, снега и окон увидела спешащую к себе бабу Фросю с даровым хлебом в руках. Она свернула к сараю и исчезла. "Странно, что можно ночью в такой холод в сарае делать?" - подумала сестра, но это было несущественно, и она, выключив свет, легла. А баба Фрося, вытащив из сарая лом, принялась бить мерзлую землю с краю огорода, ибо помнила, что именно тут десять лет назад зарыла бедную старушку, рассорившись с ней как раз из-за того варенья. Бабушка спорила, что ее варево будет вкуснее и доказывала то, что заведомо было неверным: будто в варенье из крыжовника непременно надо класть соду. Но, главное, она тайком плюнула в бабино Фросино варенье, а баба Фрося заметила. И теперь она била землю и, обливаясь холодным потом, думала, а, может, это и не здесь, может, она тоже запамятовала место, огород-то большой, и кто-то вырыл или плывун снес бабушку в иное место, на поверхность, но все равно рыть надо, чтобы убедиться. Падал замаранный небом снег. От содрогания воздуха, производимого редкими, пролетающими на посадку самолетами, позванивала в домах посуда, и слегка постукивал стоящий перед Александром на столе череп неизвестного имярека, найденный на заброшенном стадионе, с колотой (возможно, еще военных лет) раной в голове, и нанизанные на проволоку позвонки, подвешенные к книжной полке, качались и терлись друг о друга, издавая слабое протяжное звучание: а-а-а...
Cноска:
* Символика черепа восходит к архетипу крестного пути, инициатической жертвы (Голгофа на древнеевр. означает "череп Адама").