Череп Бухгалтера

Судя по рассказам, Нокс Хау был весьма суровым человеком. Первое, что он сделал, едва получив полномочия – переместил свой штаб из огромного дворцового комплекса Патридзо. «Придворное политиканство – язва, которая ослабляет этот мир», по слухам, говорил он своему сыну, «не позволяй ей ослабить тебя».

Предания нашей семьи полны историй о Ноксе Хау. В правящем роду Ричстаров было так много заговоров и междоусобной вражды, что наш предок был вынужден зачистить целых две ветви рода, в том числе ветвь Эверарда Ричстара, во дворце которого я вырос. Вероятно, самым заметным вкладом Нокса Хау в городской ландшафт Эверсити были Казармы Силовиков – огромный камнебетонный куб с железобетонной оградой, окруженный рядами колючей проволоки, построенный у основания нижних ярусов столицы.

Это был прямой и суровый ответ вычурной роскоши многоярусных дворцов и палаццо. В этом месте жил мой отец. И именно туда он вызвал меня.

Как только я вышел на широкую дорогу, ведущую к Казармам, то заметил, как в мою сторону повернулись стволы орудийных башен «Тарантул». Для порабощенных разумов сервиторов, управлявших ими, я был потенциальной угрозой. Спаренные тупоносые стволы тяжелых болтеров следили за мной, когда я шагал по пустому проспекту.

Подойдя ближе, я разглядел сервиторов, управлявших орудиями. Их черепа были встроены в броневые кожуха башен, глаза заменены аугметическими целеуказателями. Они неприятно напомнили мне о Прыгуне. Иногда он был подвержен вспышкам ярости, и, бывало, мне приходилось прятаться под кроватью, выжидая, пока эти вспышки пройдут. Этот опыт научил меня не доверять свою безопасность мозгу преступника или еретика, пусть даже измененному. И теперь я чувствовал себя весьма неприятно, когда злые красные глаза целеуказателей нацелились мне в лоб.

Когда я шагнул на входную аппарель, тяжелые ворота открылись.

За ними стоял на страже силовик, облаченный в обычное снаряжение, включавшее бронежилет и шлем с затемненным забралом. Вооружен он был полицейским помповым дробовиком. Я не стал показывать ему свои документы, а он их не спрашивал. Здесь все знали, кто я. Через пару лет я могу стать его начальником. Или мертвецом – как моя мать напомнила мне. Это зависит от того, насколько грязно мои кровные братья будут бороться за наше наследство.

Во внутреннем дворе стоял ряд полугусеничных транспортеров с полицейскими щитами и черными эмблемами силовиков. В дальнем конце двора безмолвно возвышались три «Репрессора», которые Нокс Хау привез с собой на Потенс шестьсот лет назад. Они были словно живые святыни Лекс Империалис, с трижды благословенной броней и старательно смазанными штурмболтерами.

Они превосходили другие транспортеры размерами, весом – и суровостью своего устрашающего вида. Мой отец любил эти машины больше, чем что-либо еще на этой планете – в том числе, больше, чем своих сыновей. Я говорил себе, что не затаю обиду на них за это в будущем, но, честно говоря, это было не так. Единственным утешением для меня было то, что, в конце концов, они будут моими.

Отряд для ликвидации беспорядков направлялся на патрулирование. Все они были облачены в бронежилеты и шлемы. Я прошел мимо них по камнебетонным ступеням, за много лет отполированным черными сапогами силовиков. Капитан Бакис, помощник моего отца, встретил меня и сказал:

- Ваш отец…

Я кивнул, торопливо пробегая мимо. Мне уже было понятно, что он хочет сказать: я опоздал.

Кабинет моего отца находился в глубине камнебетонного лабиринта казарм. Я спустился в подвальный этаж. Воздух здесь был прохладным и пропитанным сыростью и запахом дезинфицирующих средств.

От ступеней лестницы тянулся длинный ярко освещенный коридор с дверями, ведущими в камеры и отделения для допросов. Я слышал, как в камерах кто-то вопит, хотя крики были заглушены тяжелыми дверями. Жалобные голоса потерянных душ, умолявшие о пощаде. Те, кто отклонился от соблюдения имперского закона, теперь расплачивались за свои преступления.

Эхо жалобных воплей следовало за мной, когда я шел по коридору. Кабинет моего отца находился на полпути. На его двери не было никаких знаков, единственным признаком его важности являлось присутствие еще одного часового-силовика с заряженным дробовиком. Часовой кивнул мне. Я на мгновение перевел дыхание, после чего постучал в дверь.

- Заходите! – прогремел голос моего отца.

Кабинет представлял собой камнебетонную камеру без окон. Одна люмен-полоска освещала помещение стерильным белым светом. Мой отец сидел за большим металлическим столом, рассеянно потирая шрам, который пятьдесят лет назад оставил убийца, почти сумевший перерезать ему горло.

Было трудно оторвать от него взгляд. Он выглядел таким же уродливым, как здание, в котором он служил, и излучал угрозу, словно осколочная граната. Но в то утро, пока он просматривал бумаги, я увидел, что его кожа была землистой, а дыхание затрудненным.