— Это муляж из моей лаборатории! Как он оказался у вас? И зачем вы насверлили в нем дырок?!
Говоруха не знал, что ответить, потому что он ничего не сверлил, а стырил артефакт в его нынешнем виде.
— Я не специалист по этим штукам, — заметил Додунский, повертев череп в руках. — Но, по-моему, такой же, как и первый, лежащий в ячейке. Во всяком случае, похож.
Нехорошее предчувствие овладело профессором.
— Давайте сверим.
— Конечно, — согласился Додунский.
Вскоре ячейку, принадлежащую Густолесу, открыли. (В этом месте не надо поучать автора, что без арендатора сейфа сделать подобное невозможно. А если собственник драгоценности, не приведи господь, окочурится? И что? Банку нести расходы на аренду хранилища до второго пришествия? Как бы не так!)
Когда «сокровище» Густолеса вынули из ячейки, профессор воскликнул:
— Этот череп тоже из моей лаборатории!
Додунский уставился на профессора. Ему, как и Говорухе, пришло в голову, что перед ними вовсе не московский специалист, а проходимец, надумавший завладеть артефактом. Но профессор возмущался так убедительно, что окажись он мошенником, и тогда бы удостоился похвалы.
— Пригласите сюда первого афериста, — распорядился Фокин, словно присутствующие были в его подчинении.
Когда гонец из банка прибежал к Густолесу, Иван Петрович наотрез отказался куда-либо идти. Минуту назад пришли Алина с Эдиком и сообщили новость, полученную от Виктории — в Посторомкино приехал профессор Фокин. Скорее всего, он захочет увидеться со своим двойником.
Из двух Фокиных меньше всего этого хотелось Густолесу.
— Чем еще меня порадуете? — спросил Густолес.
Вместо ответа племянник тяжело вздохнул.
Густолес продолжил:
— Ты все это заварил, вот теперь иди и объясняй!
— Меня отчислят из института. И я до сих пор не сделал описание этих черепов.
— И без тебя в газетах про них столько написали, что хватит на диссертацию! — воскликнул Густолес. — А в интернет вообще хоть не заходи! Одни черепа и табачный метод оздоровления! Я так понимаю, после разоблачения мой домик снесут, а меня ославят на весь белый свет!
Упоминание о домике еще больше огорчило Эдика. И зачем он только приехал на каникулы в Посторомкино?! Разве мало на свете других городов?
— Я пойду и все объясню, — обреченно выдавил Эдик.
— Я тоже пойду с тобой, — поддержала Алина.
Эдик не стал возражать, хотя совсем недавно настаивал, чтобы девушка не встречалась с Додунским.
Эдика и Алину сразу же провели в кабинет к Додунскому, где, отвернувшись друг от друга, в креслах сидели Фокин и Говоруха.
— А где Густолес? — спросил Додунский.
— Приболел, — не моргнув глазом, соврал Эдик.
Увидев знакомого студента, профессор Фокин оживился.
— Так вот кто утащил пособия из лаборатории!
— Я взял их под роспись, — попытался оправдаться Эдик.
— А зачем насверлили дырок.
— Для имитации хирургического вмешательства.
— А зачем имитировали?
На помощь Эдику пришла Алина.
— Из благородных побуждений.
Додунский выпрыгнул из кресла.
— С каких это пор стало благородным дырявить голову?!
— Домик его дяди, — Алина, указывая на Эдика — определили под снос. Его надо было защитить.
— Какой домик? — переспросил Фокин, не понимая связи между недвижимостью и сверлением черепов.
Додунский оказался более понятливым. Он подошел к окну.
— Вон тот, который стоит на крыше девятиэтажки.
— Боже! Что это?! — воскликнул Фокин, увидев странное сооружение. — Как он туда попал?
— Долго рассказывать, — проворчал Додунский. — Пусть лучше расскажет, как установили, что глухонемая прожила 160 лет.
— Это показали результаты исследований, — ответил Эдик и поднял глаза на Фокина.
— Да! Я в любое время могу подтвердить, что присланные мне останки принадлежали особи, прожившей не менее 160 лет. Но вы, Полуярков, еще ответите за испорченные муляжи! А теперь предъявите настоящую находку для более детального изучения.
— Вот она, — пробормотал Эдик, вынимая из кармана черепаховый гребень с отломанной ручкой.
Профессор Фокин давно уже не мог похвастаться густой шевелюрой, поэтому протянутый гребешок воспринял как оскорбление. Но Алина поторопилась объяснить.
— Мы полагали, что не имеем права отсылать на экспертизу кусок пластмассы. Это было бы нечестно. Отломили кусочек от гребешка — он изготовлен из панциря черепах — и отправили вам.
— Значит, я все-таки прав! — обрадовался профессор. — Возраст находки установлен верно. Но зачем вы предали гласности результаты исследований?
На этот раз пришло время оправдываться фотографу Говорухе.
— В статье и слова нет о гребешке! Иначе я бы поставил под сомнение вашу репутацию как серьезного ученого.
— Очень благородно с его стороны, — заметил Эдик.
Профессор подумал и уже не столь грозно посмотрел на фотографа. Он представил, что могло произойти, поторопись он и опубликуй результаты исследований под своим именем! Несмываемый позор и крах всей научной карьеры!
В разговор с тревогой в голосе вмешался Додунский:
— Получается, никакой долгожительницы не было?
— Не было, — виновато ответил Эдик, словно признаваясь в убийстве.
— И она не курила? — еще беспокойней переспросил Додунский.