Череп грифона

Какими бы ни были их отдаленные предки, современные эгинцы говорили на полуаттическом, полудорийском диалекте. Для Соклея он звучал странно, но Менедем сказал:

— Они говорят почти как ты.

— А вот и нет! — негодующе отозвался Соклей.

— А вот и да! Они разговаривают так, будто с рождения говорили на дорийском, но потом отправились учиться в Афины.

— Большинство из них разговаривают так, будто они вообще нигде не учились, — парировал Соклей.

Он гордился аттическими вкраплениями в свою речь: это свидетельствовало о том, что он культурный человек. С его точки зрения, эгинцы говорили отнюдь не как культурные люди. Словом, Соклей с Менедемом оказались в положении ослов из басни Эзопа, только они попали в тупик из-за диалектов, а не из-за снопов сена.

— Хорошо, хорошо. Давай оставим это. — Менедем, отпустив шпильку, был рад сделать двоюродному брату послабление. — Мы миновали скалы, теперь мы в гавани. Продадим львиную шкуру и окупим эту поездку.

— Мы миновали скалы? — изумленно переспросил Соклей.

За Менедема ответил Диоклей:

— А ты и не заметил, молодой господин, как осторожно вел судно твой двоюродный брат? Здесь подходы к гавани такие же скверные, как в Элладе, но он отлично справился со своим делом.

Менедем выглядел очень довольным. Похвала из уст такого отличного морехода, как начальник гребцов, кого угодно заставила бы возгордиться.

«А я даже не обратил внимания на то, чем он занимается», — печально подумал Соклей.

* * *

На следующее утро родосцы понесли темно-желтую шкуру в храм Артемиды, стоявший рядом с храмами Аполлона и Афродиты. Менедем по пути заглянул в храм, посвященный Аполлону.

— Мы можем попытать удачу и здесь, если нам не повезет со жрецом Артемиды. Статуя изображает обнаженного Аполлона… Похоже, вырезана из дерева и стара, как холмы.

Услышав это, Соклей тоже заглянул в храм.

— Интересно, насколько стара эта статуя? Люди уже давным-давно начали делать изображения из мрамора и бронзы.

Менедем только пожал плечами. И правильно сделал — у них было не больше шансов выяснить, сколько лет статуе, чем узнать, сколько лет было черепу грифона… Соклей поморщился, пожалев, что ему в голову пришло такое сравнение. Отсюда не видно было Аттики: более высокая земля Северной Эгины закрывала от Соклея материк, что было для него немалым облегчением.

Мраморная Артемида оказалась не обнаженной, но облаченной всего лишь в мраморную тунику, не доходившую даже до колен.

— О-ей, да она простудится до смерти, если не получит плащ из нашей шкуры, — заметил Менедем.

Соклей огляделся.

— А где жрец? — спросил он, не увидев никого.

Ответа на этот вопрос он тоже не получил.

Спустя некоторое время в храм легкой походкой вошел эгинец, и Менедем спросил:

— Ты — жрец?

Тот покачал головой.

— Нет. Никодром, наверное, все еще в городе. Он любит поспать допоздна, такой уж он человек.

— И чем нам заниматься, пока он не придет? — раздраженно спросил Соклей. — Обрастать мхом?

— Почему бы и нет, приятель, — ответил местный. — Он все равно появится только тогда, когда появится, если ты понимаешь, о чем я толкую.

Соклей фыркнул.

Местный был прав. В храм вошел еще один человек — однако не Никодром. Второй эгинец тоже искал жреца.

— Этот ленивый, поросший плесенью ублюдок, наверное, все еще храпит дома, — сказал он.

Привычки Никодрома, очевидно, были хорошо известны местным жителям. Он бы никогда не стал моряком — но, с другой стороны, он ведь и не пытался сделать карьеру мореплавателя, а будучи жрецом, мог спать, сколько хотел.

— Может, нам стоит найти в городе его дом и побросать камнями в ставни? — еще некоторое время спустя продолжил Менедем.

Как раз когда Соклей уже начал склоняться к тому, что это очень неплохая идея, Никодром с довольным видом неторопливо вошел в храм. Оба эгинца немедленно начали приставать к нему, требуя вернуть деньги, которые, по их словам, задолжал им жрец. Засим последовал не то чтобы дикий гвалт, но нечто вроде.

— Если мы и впрямь продадим ему шкуру, давай позаботимся о том, чтобы сперва увидеть серебро, — негромко проговорил Соклей. — И только потом отдадим шкуру.

Менедем кивнул.

— Полностью с тобой согласен.

Спустя некоторое время кредиторы Никодрома развели руками и ушли. Они так ничегошеньки от него и не добились.

Соклей даже восхищался им — отвлеченно. Ведь им самим полагалось заключить с этим человеком сделку. Оставалось только гадать: а так ли уж нужен в самом деле плащ статуе Артемиды?

— Радуйтесь, — сказал жрец, подходя к двум родосцам. — Итак, что вам? Вы очень терпеливо ждали, пока эти идиоты изрыгали свою ложь.

Соклею жрец не показался слишком сердитым; правда, родосцы еще не пытались получить с него деньги. Но лисьи черты лица этого человека не внушали доверия, как и его ссора с двумя никак не связанными друг с другом эгинцами. Тем не менее Менедем назвал себя и Соклея и сообщил:

— У нас имеется великолепная львиная шкура, которой ты мог бы украсить статую Артемиды.

— Вот как? — Никодром чуть распахнул глаза.

«Он и вправду впечатлен или притворяется?» — подумал Соклей, готовый держать пари, что жрец прикидывается.