— Командир, а лемуры как же? — спросил Мумба. Мои истории о генах, энхансерах, интронах и экзонах он слушал широко разинув рот. — Они что, тоже… чушки, для войны только?
— Лемуры — нет, — подумав, сказал я. — Они тут жили испокон веку. А вот те коричневые твари, которых мы на площади били, — они да… И то сказать, те, кто их сюда забросил, дураками большими были.
— Почему, командир? — хором спросили разом Мумба, Глинка и Хань.
— Потому что с большими тварями и бороться легче. Они уязвимы для пуль, для гранат, для снарядов. От них защитит… гм, должна защитить броня, — поправился я, вспомнив несчастного Кеоса. — А вот будь тут рои пчёл с ядовитыми жалами… или какие-нибудь мелкие муравьи… с ними много не навоюешь. Их обиталища пришлось бы просто огнём выжигать. А. зачем нам планета-пепелище? На Зете-пять люди жили. Надо, чтобы и дальше жить смогли. Термоядерными бомбами это легко закидать. А вот попробуй на самом деле
— Что, ефрейтор, ведёшь разъяснительную работу с личным составом? — вдруг прогудел над самым моим ухом голос господина старшего вахмистра. Клаус-Мария Пферцегентакль в совершенстве владел искусством подкрадываться бесшумно — важнейшее умение для господина вахмистра, желающего знать, чем дышат вверенные его попечению „удавы узловатые“ и „орангутанги геморройные“.
Мы дружно вскочили.
— Вольно, отделение. Так что, ефрейтор? Истории рассказываешь? Давай, продолжай, я тоже послушаю. — Клаус-Мария без церемоний устроился на перевёрнутом патронном ящике и принялся гильотинировать свою неизменную сигару.
— Осмелюсь доложить, господин старший мастер-наставник, отвечал на вопросы рядового состава о природе встреченного нами противника!
— Очень любопытно, ефрейтор. И что же ты им сказал?
— Что мы имеем дело с биологическим оружием нового рода, господин штабс-вахмистр. Вероятно, масштабное клонирование, массированные направленные мутации, чудовищно ускоренный метаболизм, у воинов, полагаю, отсутствует репродуктивная функция, наподобие ос или…
— Погоди, ефрейтор. Я знаю, ты университет окончил. — Тлеющая сигара Клауса-Марии описала широкий полукруг. — А я в твоей фразе только отдельные слова и понимаю. Проще скажи, чтобы каждый понял, — что ты имеешь в виду?
Я повторил. Простыми словами. Не забыв и своё мнение, что кусачие ядовитые осы или иные мелкие насекомые были бы куда опаснее.
— А ведь смертельный для человека токсин подобрать совсем нетрудно…
— Верно, едрит их в колено, — вахмистр сплюнул. — В большую тварь хоть попасть можно, и она, как опыт показывает, от пули имеет обыкновение окочуриваться. В комариную тучу стрелять не будешь. Доннерветтер, ефрейтор, за такие разговорчики тебе и пораженчество пришить можно, и разложение личного состава!…
— Полагаю, господин вахмистр, что личному составу лучше всего знать правду и быть готовым к худшему..
— Вот когда в штабах заседать будешь, ефрейтор, тогда свои дефиниции вводить и станешь. А пока слушай, что я тебе говорю, — Клаус-Мария махнул нам рукой, веля всем склониться поближе, и понизил голос. — Всё верно, но желательно, чтобы эти взгляды дальше вас, обезьяны пустоголовые, не пошли. Я — с вами, и господин лейтенант тоже, но услышит какая-нибудь штафирка из безопасников… вот тогда жди беды. Господин лейтенант должен узнать, и остальные господа офицеры… которые в поле командуют, а не в штабах штаны протирают Всё ясно? Короче, язык держать за зубами, иначе самолично повырываю! Вы меня, ослы свинские, знаете.
Мы его знали. Никто и не подумал усомниться в словах господина старшего вахмистра.
На следующий день командование „Танненберга“ решило, что держать целый взвод в охранении пустой деревни нет смысла. На планете ещё оставалось немало поселений, требующих немедленной эвакуации. К „акциям умиротворения“, как выразилась посетившая нас dame политпсихолог нашей роты, приснопамятная валькирия гауптманн фон Шульце, батальон приступит позднее. Не раньше, чем все гражданские лица окажутся в безопасности.