– Ну, если объяснить… представь себе опухоль. Раковую опухоль. Клетки размножаются постоянно. Отделяются от основного очага, проникают в кровоток, переносятся на другое место, вновь проходят сквозь стенку сосуда, закрепляются на новом месте, и готово – метастаз. Если бы я делал эту систему, то
…Я не ошибся. Приказ отыскать всех выбравшихся на берег «амёб» мы получили буквально через несколько минут. Батальон начал сворачиваться. Предстояло совершить марш через степь, до тех мест, где на ровную иссушенную поверхность бывшего озера могли опуститься транспортные самолёты. У «инкубатора» оставался небольшой заслон. Я ничуть не удивился, когда в этот заслон попал и наш взвод. Но пока – найти уползшую «амёбу».
Мы долго шли по следу. Он вёл через почти непроходимые заросли, канава уже остыла, липкая слизь блестела, словно стекло. След мало-помалу расширялся, незаметно становясь всё глубже. «Амёба» явно собиралась перевалить через невысокую холмистую гряду, за которой, тоже в уютной и укромной долине, текла ещё одна небольшая речушка.
Раковые клетки… метастазы… – само просилось в голову.
На сей раз мы шли, что называется, во всеоружии. Половина отделения тащила тяжёлые ранцевые огнемёты. Вторая половина загрузилась сверх всякой меры вакуумными гранатами. Броня в режиме полной защиты. Конечно, приходится попотеть, но тут уж ничего не поделаешь. Жизнь, как говорится, она дороже.
«Амёбу» мы догнали, когда она медленно и упорно, словно лосось на нересте, ползла вверх по течению. Ползла прямо посередине реки, обдаваемая фонтанами брызг, а за ней…
А за ней уже тянулся мутноватый след «студня» с бесчисленными вкраплениями коричневых пузырьков.
Мы не успели.
Тем не менее ребята полили «амёбу» огнём с особым удовольствием.
Её поверхность закипела, пузыри вздувались и лопались; по реке потекли струи пылающей смеси. Резко и остро запахло палёным мясом. «Амёба» заметалась, но против струи старого доброго напалма-Б устоять, конечно же, не могла. Осела, рассыпалась чёрным огарком, и вода подхватила его, размывая останки. Сочащаяся струя слизи, поганившая чистые речные струи, прекратилась. Правда, осталось то, что уже поплыло по течению. Маленькие коричневые бусинки, совсем неопасные…
– За мной! – Я махнул рукой.
Вода в реке вскипела под струями огня, словно мы вознамерились обнажить само русло. Я видел, как некоторые из зародышей пытались всплыть, отчаянно выпутывались из уже успевшей развиться сети артерий. Некоторым это удавалось. Какие-то бесформенные уродцы попытались ринуться на нас, но мы были готовы. Огнемёты встретили их ещё в воздухе – кто оказался способен взлететь или заскакал, подобно крупным жабам, ловко отталкиваясь от плотной склизкой поверхности. Мы сожгли их всех. И без устали преследовали слизь вниз по течению – к сожалению, река была бурной, и пенящиеся среди камней волны очень быстро разорвали клейкий язык, в котором вызревали зачатки грядущих метастазов.
Мы остановились у порогов. Дальше идти не имело смысла, и мы просто сообщили командованию о выполнении задания.
Рутина. Пришёл, увидел, уничтожил. Других форм общения с этими созданиями просто не существует.
Батальон уходил. Мы избегали приближаться к жуткой реке. Командование перебрасывало сюда авиацию. Счастье, что дно высохших солёных озер являет собой почти идеальный аэродром. А в запруженной котловине медленно продолжали зреть зародыши. Мы уже знали, на что они способны.
Прилетели научники, развернули свой лагерь – в тщательно откопанном котловане поставили восемь стандартных блок-контейнеров, после чего всё залили бетоном и засыпали землёй. С жучками-паучками, вылупляющимися в этом милом болотце, приходилось считаться. Как говорится, «уважать себя заставил».
…И лучше выдумать не смог.
При научно-контрразведывательной экспедиции (других у нас, как известно, нет) оставили небольшой отряд. Два взвода с БМД. На всякий случай. Потому что массированную атаку не выдержать ни целому батальону, ни полку, ни даже дивизии.