Череп со стрелой

Захлопнув дверь, Сашка забаррикадировал ее мебелью. Никаких окон. Потолок с плесенью, след от отодранного электрического провода. На глухой стене — отвисшие пузырями обои. В углу — шкаф.

В коридоре уже хлопали двери. Сашка определил, что в барак подтянулись сводные четверки и ищут его. Собираясь дорого продать свою жизнь, он бесшумно, чтобы не упрощать врагам поиски, перевернул один из столов и, выставив из-за него шнеппер, прицелился. Спохватившись, проверил, снят ли предохранитель. Потом стащил с себя чужую безразмерную куртку, чтобы остаться в своей, шныровской.

— А стол — это как щит? Думаешь, не прострелят? — сочувственно поинтересовался кто-то.

От неожиданности Сашка едва не выстрелил. Рядом с ним на корточках сидел Уно. Сашка с отчетливой безошибочностью ощутил, как сросшиеся черешки синих ягод рванулись в разные стороны. Одна ягода осталась у Сашки, другая скользнула в Уно, разделив то, что было некогда единым.

Больше Уно не исчезнет. Он такой же отдельный, как любой из двух близнецов. Его жизнь принадлежит только ему. И так ли теперь важно, кто появился на свет первым? Единственное их отличие — уникум, который остался у Сашки. Значит, Уно ведьмарям не нужен.

И Уно это понимал. Сашка видел это по его глазам. В такие секунды люди прочитывают друг друга без слов.

Где-то рядом вышибли дверь. Слышно было, как берсерки, топая, разбегаются по пустой комнате. Потом кто-то пнул тяжелым ботинком мешавший ему шкаф. И — тишина. Странная, зловещая.

«Догадались!» — понял Сашка.

Уно повернулся и посмотрел на Сашку за мгновение до того, как сам Сашка сделал то же самое. Обоим было ясно, что берсерки сейчас ворвутся и убьют обоих. Единственный шанс — кому-то выбежать им навстречу. Второго искать не будут, потому что знают, что в дом забежал один.

Все длилось секунду или две, не больше. Это было краткое и страшное мгновение выбора. Сашка ощутил, как сложно принести себя в жертву и как сложно уступить жизнь кому-то еще, пусть даже самому себе.

— Береги Рину! — прошептал Уно и, ободряюще толкнув его кулаком в плечо, выскочил в коридор, притворив за собой дверь.

Все случилось быстро. У Уно даже не было шнеппера. Послышался крик. Кажется, Уно ухитрился запустить в кого-то стулом. Заныли панцирные сетки. Шкаф треснул и с гнилым звуком рассыпался, задетый боевым топором. Затем Сашка услышал несколько раз повторившийся звук, который ни с чем невозможно спутать. Так срабатывает тетива мощного арбалета.

— Готов! — услышал Сашка.

Прильнув к трещине в двери, он увидел что-то темное, неподвижное, что не могло быть живым человеком. Потом к тем фигурам, что уже загромождали узкий коридор, присоединились еще несколько. Сашка узнал голос Тилля:

— Это он?

— Да, — отозвался другой голосок, который, по крайней своей гибкости, мог принадлежать только Белдо.

— Где уникум?

— Откуда я знаю? Не трогайте меня, у меня нос болит! Это ваша вина… Ваши люди его застрелили! Я предупреждал, что надо позвать Гая, а потом уже атаковать!

— А-а! Виноватого нашел?! Я тебя сейчас самого предупрежу! — прошипел Тилль и начал животом теснить хрупкого Дионисия Тиграновича к стене. Но тот с неожиданной силой оттолкнул его и резво засеменил к выходу, прикрываемый Младой и Владой, которые, расставив руки, не подпускали к нему Тилля.

Глава форта берсерков остановился, несколько секунд постоял в задумчивости и, махнув своим людям рукой, засеменил вслед за Белдо, понимая, что надо спешить, пока его не очернили перед Гаем.

Сашке было все равно. Ему казалось, что это он лежит там мертвый, утыканный болтами, а то, что осталось, — какой-то совсем незначительный, жалкий обмылок человека. Он вспомнил улыбку Уно. Уно был лучше. Сообразительнее. Благороднее. Он всегда опережал Сашку на шаг. Опередил он его и теперь, подарив ему жизнь.

Внезапно Сашка вспомнил, что он у дальней стены барака. Шагнув к ней, он отодрал пузырящиеся влажные обои. Под обоями оказались еще одни обои, а под ними уже газеты. С газетами пришлось воевать всерьез, пока наконец под наспех наляпанной штукатуркой не обнажилась старая кладка.

Волнуясь, Сашка прикоснулся к ней нерпью. Ничего не произошло. Просто влажные холодные камни. Не веря себе, Сашка упрямо водил по ним нерпью, царапая фигурки. Потом ударил в стену кулаком и заплакал злыми, досадливыми, быстро высыхающими слезами, прочерчивающими на грязном лице короткие дорожки.

Вытирая слезы, он случайно посмотрел на нерпь и увидел череп. Стрела в его зубах показывала вниз, под ноги. Сашка стал последовательно отдирать линолеум, потом осыпавшийся паркет и все, что под ним. Череп пылал все ярче, подгоняя его, давая силы. Сашка не замечал ни того, что нож отлетел от ручки, ни того даже, что теперь он роет, держа в руках лезвие. Потом и лезвие сломалось, а пол между тем был едва вскрыт.