Черепаха Тарази

Дом и окружающий его сад были собственностью судьи, но когда Армон всерьез занялся тестудологией и напрочь отверг военную карьеру, отец поспешил подарить непутевому сыну этот ветхий дом, чтобы лишить Армона другого наследства. На этом настояли и два его старших сына, чтобы досадить младшему, строптивому.

Но Армон продолжал жить с отцом и только изредка, когда Тарази приезжал в Оруз, перебирался в дом на холме. Без должного ухода сад совсем запустел, зарос дикой травой и кустарником. И деревья, питающиеся теперь ядовитыми соками трав, переродились и плодоносили дикими, несъедобными яблоками.

В саду гулял сейчас и Абитай с черепахой. Тарази и Армон услышали шум и топот, проходя вдоль ограды, и увидели, как Абитай кормит черепаху.

С корзиной в руках, он бегал по поляне, а черепаха пыталась скрыться в зарослях от змеи, которую слуга бросил к ее морде. И бедный Абитай никак не мог понять, отчего это черепаха, вместо того чтобы, растоптав змею, полакомиться ею с удовольствием, в ужасе убегает...

Абитай остановился и стал что-то объяснять черепахе, затем, схватив змею, снова бросился догонять толстоногую через заросли. Человек исполнительный, Абитай был очень сконфужен - ведь ему было велено хорошенько накормить черепаху...

Абитай сел на пень и устало пробормотал:

- Я бы сам задушил змею и положил тебе в пасть, но что ты, черт побери, за зверь, который любит дохлятину без запаха живой крови?!

Он хотел еще что-то сказать, с обидой и состраданием, но черепаха только глубже зарылась в зарослях, - кажется, сама мысль о дохлой змее привела ее в ужас.

- Да пойми ты! - терпеливо втолковывал черепахе Абитай. - Это не какая-нибудь дрянь - гюрза или очковая. Это вкусный уж, сам выловил в пруду, и если бы я, не приведи господи, был черепахой, устроил бы такое пиршество на зависть хозяевам...

Черепаха слушала его не шевелясь, только виден был кончик ее хвоста из зарослей да задние лапы. Как и Абитай, она позволила себе передышку, готовая, однако, в любую минуту продолжить бегство.

Абитай тревожно посмотрел по сторонам - словно почувствовал, что тестудологи слушают его, и сказал, теперь уже желая оправдаться перед ними:

- И яйца не ест, вот наказание! Крупные, голубиные. Я поставил перед ней на подносе десятка два яиц, а она морду брезгливо воротит. Так она нас вскоре разорит, сейчас, в смутное время, все дорожает и дорожает... Теперь я, кажется, начинаю понимать, отчего господин судья был против занятий своего сына. Дело это, кроме убытка и нервотрепки, ничего не приносит... Ни радости, ни денег, как занятие кафира [Кафир - неверный, немусульманин] в самаркандском базаре.

- Перестань, Абитай, нечего причитать, - строго прервал его Армон, появляясь перед ним вместе с Тарази.

Абитай вскочил, выронил корзину. С лукаво-ошарашенным видом смотрел он на тестудологов, ожидая порицания, но готовый какой-нибудь шуткой или даже грубой выходкой развеселить Армона и оправдаться.

Но тестудологов интересовало сейчас не поведение Абитая, они смотрели на черепаху, хвост которой вилял в зарослях.

Армон глянул на Тарази и понял, что догадка, мучившая его, прояснилась через пронзительную мысль, через озарение и всецело овладела им.

И казалось, мысль эта не радует, а скорее страшит. Может быть, поэтому Армон вдруг вспомнил, как Тарази сказал ему однажды - спокойно, без рисовки, даже с ноткой фатальности, что все дело его жизни может оказаться одной большой, трагической ошибкой, которой нет оправдания. Будет горько, смертельно обидно, но не страшно. И это мужество перед лицом судьбы и помогает ему верить и жить...

- Ну что же, - решительно сказал Тарази, но больше не произнес ни слова, неопределенно махнув рукой, и пошел по сухим, прошлогодним листьям к зарослям, и черепаха вздрагивала от каждого его шага. - Вы уже вдоволь нагулялись, - сказал Тарази, остановившись в трех шагах от нее, и обратился к Абитаю: - Ступайте в дом...

Черепаха задом выползла из своего убежища и с горделивым независимым видом поплелась за Тарази. Видно было, что только ему она доверяла, но не льстила, не просила защиты, как раньше, не желая, видимо, при чужих показывать свои дурные наклонности.

Когда зашли в дом, Тарази молча пошел к себе в комнату и закрыл дверь - не хотел никого видеть.

Черепаха тоже легла в своем углу. А Армон велел Абитаю сидеть возле порога на страже...

XII

Вскоре тестудологи застали Абитая за еще более странным занятием. С саблей за поясом и в шлеме, он сидел у порога и корчил разные рожи, хохотал, а черепаха металась из угла в угол по комнате, ударяясь со всего маху панцирем о стены, да в таком отчаянии, что казалось, дыру сейчас пробьет, чтобы сбежать на волю.

Но затем Абитай, будто сжалившись, снимал шлем и, подперев кулаком подбородок, невинно смотрел на плутовку, как бы укоряя себя за дерзость. И черепаха, видя это, прижималась к стене, тяжело дыша, но ожидая в любой момент очередной выходки стражника.

Абитай же отвешивал поклоны мошеннице и, дернув на прощание жертву за хвост, уходил за дверь, делая вид, что оставляет ее в покое.