Черепаха Тарази

Бессаз не знал, что ответить на это, ибо объяснения Фарруха казались убедительными, хотя конечно же что-то все-таки было подозрительным во всей этой истории...

И вдруг над холмом опять закружил орел, и, едва хищник, сложив крылья, ринулся к добыче, Фаррух с криком бросился на край обрыва, замахнулся палкой, но не попал и на сей раз.

Понабдюдав за их поединком, Бессаз догадался, что веревка на ноге Фарруха как раз таки и мешает ему сразить хищника. Фаррух побежал было, дико крича, веревка, раскручиваясь, поползла за ним, но у самого края, когда Фарух замахнулся, чтобы ударить орла, веревка натянулась до отказа и удержала его в двух шагах от обрыва - будто кто-то невидимый вдруг оттянул его назад, чтобы не смог 6н достать птицу.

Фаррух виновато опустил голову и вернулся назад. А Бессаз, не в силах

сдержать себя, схватил веревку да с такой силой потянул ее к себе, что бедный страж упал и поцарапал подбородок до крови.

- Вот, оказывается, что мешает вам исправно служить! - закричал Бессаз и потряс веревкой у его носа. - Кто привязал вас? И зачем?

- Бог свидетель - я сам, - Фаррух продолжал ползать у его ног.

- Вы только притворялись, что хотели поймать орла! Немедленно снимите с себя веревку и прочь... долой с моих глаз! Не нужна ваша помощь! решительно заявил Бессаз и отвернулся. Он стоял и ждал, обозревая местность и покручивая ус.

Перепуганный Фаррух бегал вокруг него, поминутно кланяясь, бормотал что-то о наказании старосты и, чтобы умиротворить Бессаза, подпрыгнул и погладил его щеку, но Бессаз был непреклонен. И даже ударил его по руке, после чего Фаррух вдруг размяк, побледнел и молча побрел вниз, но не в сторону деревни, а по тропинке, которая вела все дальше и дальше - по пескам, в пустыню...

Там, куда он направил свои стопы, еще никогда не ступала нога человека - одно лишь название самой местности - "Барса-кельмес" ["Барса-кельмес" буквально: пойдешь и не вернешься (тюрк.)] - пугало, и Бессаз подумал, что, боясь старосты (а может, чтобы показать свою приверженность новой вере), Фаррух решил принять обет мученика, стать вечным странником...

Что ж, вольному воля, никто не сможет упрекнуть Бессаза за излишнее пристрастие к жениху Майры, - ведь он применил к нему одно из самых легких видов тазира [Тазир - исправительное наказание (араб.)].

Затем Бессаз стал осматривать место, где ночевал Фаррух, и увидел в скале просторную пещеру. Соль под ногами, вспотевшая от утренней росы, была все еще скользкой. Если Фаррух привязал себя веревкой, чтобы не покатиться к краю пропасти, тогда почему же она мешала ему сразить орла? "Все дело в старосте, - решил Бессаз, - Фаррух его мюрид, уже склоняющийся к принятию истинной веры, и, естественно, все делал так, как повелевал имам".

Но зачем старосте нужно, чтобы орел выклевал кусок за куском всю печень прикованного? Может, придумал он это в назидание ослушникам, чтобы те воочию увидели, какая кара их ожидает? Ведь Бессазу хорошо известно, что по судебной этике преступника часто наказывают не столько ради того, чтобы причинить ему страдания, а скорее - чтобы предостеречь, напугать ту сотню, тысячу из общества, кто помышляет или могли бы когда-нибудь помышлять зло.

Бессаз стал на краю обрыва и, привязав веревку к левой ноге, взял палку, решительно настроенный сразить орла при первом же его появлении.

Ждать пришлось недолго. Вскоре орел вновь устремился с вершины холма, и по взмаху его крыльев Бессаз определил на глаз скорость его полета. В ярости бросился и настиг его в тот миг, когда орел вытянул клюв, чтобы вонзить в тело прикованного.

Один ловкий удар, и орел, даже без хрипа, будто давно желал смерти, сложил крылья и упал вниз.

Стоя на краю обрыва, Бессаз наблюдал за тем, как труп птицы ударился о глыбу соли - перья надломились и разлетелись в разные стороны, и, непонятно отчего, то ли от невидимого воздушного сквозняка, то ли от каких-то малых энергий, высвободившихся из тела сраженного орла, прикованный затрепетал, позванивая цепями, и звон этот услышал даже Фаррух, ушедший уже далеко в глубь пустыни, -т- слуга вздрогнул и обернулся, но ничего не увидел, и почудилось ему, что это одно из видений, которые часто посещают странников в песках...

Довольный собой, Бессаз сел на край обрыва, чтобы еще раз внимательно рассмотреть прикованного, который продолжал позванивать цепями. И странно было слышать этот звон на его дрожащих ногах, словно теплая кровь от них расходилась по всему телу...

"Загадочно все это, - думал Бессаз, и страх, неожиданно охвативший его, заставил быстро подняться с места. - Похоже, я никогда ничего не разгадаю, а если и разгадаю, что мне от этого? Могут убить из-за угла ударом в спину, отравить - все настроены против меня... И если старосте нужно, чтобы я повел дело так, как он желает, что ж, я готов... Ведь в конце концов и он представляет власть. А ссориться и враждовать с людьми власти из-за какого-то соляного трупа - нехорошо... Тем более, на нас смотрит вся деревня - и посмеивается... Надо скорее кончать все - и уезжать..."