Черепаха Тарази

Случается и так, что черные барханы снова возникают перед изумленным путешественником в таких очертаниях, в каких он видел их, скажем, вчера. И кажется тогда путешественнику, будто все время он шел по заколдованному кругу и вернулся к тому месту, где переночевал.

Лошадь в беспокойстве пританцовывала возле бархана, а на морде черепахи был такой неописуемый ужас, что даже наш бесстрастный путешественник, знавший повадки черных барханов, разволновался.

Бархан будет появляться теперь то справа, то слева — и так на всем их пути. К нему может приползти другой бархан, и тогда они вместе будут преследовать человека на лошади и черепаху до тех пор, пока не повеет свежестью оазиса, и тогда барханы молча повернут в сторону, чтобы идти за другими странниками…

В прошлый раз, по пути в Оруз, видел Тарази на песке труп лошади, еще не растасканный коршунами и шакалами. Остановившись неподалеку, он с любопытством стал смотреть, как пополз к трупу черный бархан, доселе преследующий путешественника. И полностью накрыл павшую лошадь, втягивая ее в себя струйками песка, как щупальцами.

Но вот бархан встрепенулся, словно боясь потерять из виду Тарази, и пополз к зарослям, где спрятался путешественник, а на том месте, где лежал труп, остались одни лишь обглоданные кости.

Если черный бархан накрывает заодно и норы варанов и сусликов, то те не выбегают в панике, не бросаются прочь на волю, знают, что бархан будет деликатно ждать, пока зверьки не попируют досыта.

Есть еще белые барханы, но они ленивы, ползут медленно, нехотя, все время меняя свои очертания. Ветер собирает их возле камня или куста, и они растут, пока куст не сделается их крепким позвоночником.

Кажется, что, найдя наконец опору, они будут стоять вечно в одном месте. Но нет же; подул легкий ветер, и белый бархан снова осыпается, струйками стекая вниз, затем ползет, чтобы найти другой куст и опять вытянуться, — так весь свой долгий век, всегда переменчивый, капризный, занятый одним и тем же скучным делом. Оттого они и холодные, неуютные, роса долго не высыхает на их склонах. Заметил Тарази, что и звери в них селятся с неохотой, и птица, едва сядет, сразу брезгливо отряхивает лапки и улетает искать черный бархан, всегда теплый, светящийся изнутри, ибо пустыня собирает их из праха усопших, складывая медленно песчинку к песчинке сотню лет…

Тарази взобрался на лошадь и стал объезжать бархан. Черепаха пошла за ним, часто оглядываясь: кажется, и она поняла тайну черного бархана, и по ее довольной морде, на которой разгладились угрюмые складки, было видно, что тайна эта обогатила ее чем-то неведомым, сокровенным…

IX

Армон, одетый во все пестрое молодой человек, нетерпеливо ерзал на лошади, стоящей неподвижно на холмике за крепостной стеной, но, едва увидев Тарази на дороге, поскакал вниз, спешившись шагах в десяти. Подбегая к Тарази, он длинно и витиевато приветствовал его и помог учителю сойти с лошади.

Несмотря на некоторую экстравагантность во внешнем виде, Армон был серьезным, добрым малым и обожал своего учителя.

Тарази знал и о его слабостях, но прощал ему многое за преданность. И едва он обнял своего ученика, как напряжение отпустило его и Тарази почувствовал слабость в ногах. Улыбнувшись, он легким жестом показал на черепаху.

Черепаха съежилась и пригнулась к земле.

Армон, с первого взгляда не обратив на черепаху особого внимания, принялся громко и торопливо рассказывать о чем-то Тарази, но тот не слушал, боясь, как бы с ним не случился нервный припадок от смены напряжения. Верным признаком надвигающегося нездоровья была тошнота, которую Тарази пытался подавить частым покашливанием.

— Да, я был долго, — невпопад отвечал он Армону, во всех подробностях рассказывающему о том, как три дня ждал он приезда учителя, ночуя здесь же за городом.

— Бон в том шалаше, — показал Армон на темную постройку возле холма, да так подчеркнуто, будто Тарази мог ему не поверить. — Забавный случай… Трое суток караулил вас и некий Асадулла из ордена Ясавийя… Хотел прямо здесь, перед воротами города, устроить с вами нечто вроде диспута… Он якобы нашел в ваших записках «Хвала Лени» и «На приеме у господа» такие противоречия… И, сведя эти противоречия воедино, желает извлечь пользу… Так сказать, обогатить учение самого Ясави…[14]

— Пользу? — совладал с собой и усмехнулся Тарази. — Что ж, вольному воля… А противоречия… Кого раздирает любовь и ненависть, сострадание и злость, озарение и полная беспомощность перед жизнью… — Тарази не договорил, ибо, взяв высокую вдохновенную ноту, утомился, и в сердцах махнул рукой.

Да и Армон уже жалел, что затеял этот разговор с замкнутым, неразговорчивым учителем, — лучше бы сразу поехали в город, где для Тарази было приготовлено жилье.

— Тварь загадочная, но трусливая, — кивнул Тарази в сторону черепахи, заметив, как в беспокойстве оглядывается она по сторонам. — Набросьте-ка ей на шею веревку, зеваки в городе могут напугать ее…