Черепаха Тарази

Его рассказ, днем беспристрастный, с изложением одних только фактов, унижающих Бессаза своей откровенностью, перечеркивался в его сознании вечером, во время пьяных оргий. Он чувствовал свое превосходство над Абитаем — так чувствует себя уверенно человек, продающий за сходную цену дурное и подлое, в котором нуждаются.

Не в пример Тарази, сидящему с угрюмым видом, не прерывающему черепаху, не задающему ей вопросов, Абитай, наоборот, был жизнерадостен, хохотал, поддакивая, восторгался, закатывал в удивлении глаза, пил ежеминутно за здоровье рассказчика, лебезил и благоговел, — словом, был благодарным покупателем дурного.

— Ты — прекрасный малый, — обнимал ее в приливе чувств Абитай, затем подолгу пьяно смотрел на это странное существо — получерепаху-получеловека, чувствуя, что ущербное вместе со здоровым и делает ее душу отзывчивой. Когда к тебе снова вернется человеческий облик, я уеду с тобой. И мы погуляем на славу! Только ты брось, не работай больше в суде. Это суд и сделал тебя таким… — И Абитай, зарывшись лицом в ее шерсть на животе, пускал слезу.

— Решено, приятель, я буду жить тихо, — с дрожью в голосе отвечала черепаха. И, чуть повернувшись боком, поглаживала кончиком хвоста лицо Абитая — и делала это так легко и ласково, что Абитаю в самый раз бы замурлыкать, как коту.

Сейчас, когда Тарази и Армон зашли к черепахе, она, продолжая растирать шею, ворчала на своего приятеля. Но, помня о крутом нраве Тарази, тут же, едва они уселись по своим местам, начала чуть возвышенно — нервным тоном:

— Сегодня, господа, я расскажу о первых признаках недомогания, после чего я обнаружил на своем теле хвост…

Но Тарази остановил ее и попросил быть последовательной и продолжить с того, на чем вчера остановились, а именно — с рассказа о предмете, который Бессаз вытащил из руки прикованного и принес домой.

Бессазу не терпелось сразу же пощупать, разглядеть со всех сторон предмет, чтобы найти важные улики. Староста следом тихо зашел к нему в комнату, но, видя, что Бессаз поглощен всецело находкой, так же неслышно вышел, не желая мешать ему.

Хотя и договорились они работать теперь сообща, деликатный старик подумал, что есть еще в их отношениях такая незримая черта, которую он не может переступить без того, чтобы не нарушить тайну следствия.

Бессаз слышал, как старик зашел, но поверился слишком поздно — старик уже успел выйти.

«Почему он ушел? Я ведь сидел и ждал, что он будет тонко и ненавязчиво вести меня по пути, который ему выгоден», — подумал в недоумении Бессаз и окликнул старосту.

Старик сразу явился — на всякий случай он, оказывается, стоял за дверью и ждал.

— Мне нужна ваша помощь, — сказал без обиняков Бессаз, вертя предмет перед самым носом старика, чтобы определить его вес. — Посоветуйте, как же мне снять корку соли и не повредить то, что внутри? Лопатка здесь не поможет…

— Вы правы, — староста поковырял ногтем корку соли, затем попробовал кристаллик на зуб и поморщился. — Я принесу пилочку, один надрез — и вы увидите, что там внутри… А внутри там что-то есть, слышите, какой издает он странный звук? Послушайте…

Бессаз поднес находку к уху, а староста тем временем сбегал за пилочкой.

— Ну, как? — спросил он, возбужденно потирая руки, будто давно истосковался по полезной работе.

— Действительно, гудит… Дайте, мне пилочку и благословите…

Старик прочел краткую молитву, после чего Бессаз стал пилить осторожно, хотя и торжественно, словно вторгался в чью-то святую тайну. Соль крошилась и сыпалась на стол, а староста собирал ее на ладонь и долго разглядывал кристаллики, как бы ища среди них драгоценный. Затем выбрасывал все это в окно, суетился и был похож на ребенка, которому доверили важное дело.

Когда Бессаз сделал надрез, пила заскрипела, задев что-то твердое, которое хрустнуло…

— Есть, — шепнул староста, да так, словно сказал не Бессазу, а в сторону, стоящему за дверью, будто тот, невидимый, и вел расследование.

Бессаз же осторожно отделил обе части соляной трубки, и на стол упала тростинка толщиной в два пальца. Точнее, длинный камышовый стебель, похожий на кальян, которым курильщики вдыхают гашиш.

— Кажется, мы напали на след курильщика гашиша, — хохотнул Бессаз, не подозревая еще, что это в шутку сказанное и станет впоследствии главным доводом против прикованного…

Забывшись на мгновенье, староста раньше Бессаза схватил со стола камыш и разглядывал его лихорадочным взглядом.

— Кажется, вы правы. Взгляните, внутри еще одна трубка, похоже, каменная, а на самом донышке — пятна копоти… Простите, — спохватился он и прижал ладонью рот, чтобы скрыть волнение, — я не навязываю вам свои выводы. Я лучше уйду…

Бессаз пристально посмотрел на старика и усмехнулся:

— К чему вы всякий раз притворяетесь? Ведь мы с вами обо всем договорились… В чем-то ваши выводы кажутся мне более зрелыми и глубокомысленными… И в какие-то минуты я доверю вам больше, чем себе, одним словом, Бессаз намекал, что ему надоела эта игра и пора старосте открыто сказать, чего же он добивается от следствия…