— Доброе утро, — через силу улыбнулся он. — Вы всю ночь кашляли, и я поспешил задернуть занавеску, чтобы вас не продуло…
— Да, я, кажется, простыл, — пробормотал Бессаз, еле открывая слипшиеся губы, и деланно кашлянул.
— О, совсем плохо! — засуетился староста. — Я скажу Майре, чтобы она напоила вас горячим молоком.
— Да, будьте любезны, — сказал Бессаз, желая поскорее избавиться от него.
«Неужели он видел, как я корчился от боли?» — испуганно пощупал Бессаз свою спину: не открылся ли халат от барахтанья в этой нелепой позе и не заметил ли староста еще и копчик.
Но халат слегка свернулся, открывая его спину, да и мало ли в каких причудливых позах спят люди?
— Помню, отец мой, — сделала небольшое отступление черепаха, — всегда спал, подложив под шею дощечку, обшитую бархатом. Так что спущенная голова его почти не была видна, если смотрели на него спереди. Что-то творилось с его шеей, то ли она высыхала, то ли покрывалась пятнами, словом, он боялся показывать ее, И однажды, еще в детстве, когда он взял меня с собой в баню, я увидел, что он купается, не снимая с шеи какой-то черный чехол, сшитый как воротник… Прошу прощения, — извинилась черепаха и продолжала рассказ с того места, как староста оставил Бессаза одного, чтобы пойти на кухню.
И хотя Бессазу не хотелось молока, он терпеливо ждал, боясь, как бы староста не догадался о его истинной болезни, пусть думает, что у его гостя обыкновенная простуда.
Но время шло, а Майра все не приходила, и Бессаз подумал, что не очень-то удобно встречать ее, лежа в постели, — оделся, прислушиваясь к шуму за дверью.
А слышались какая-то возня и хохот, и Бессаз вначале не поверил этому, ибо странное поведение хозяев в столь внимательном и деликатном доме было бы нелепым, тем более когда гость болен.
«Или теперь, когда я закончил расследование, они готовы ходить у меня на голове? — подумал Бессаз с обидой, но сразу же успокоил себя: — Нет, это было бы слишком… Ведь еще вечером, дружески угощая меня, они так обрадовались, узнав, что я остаюсь еще на несколько дней. Притворство? Сейчас я выйду к ним, и если замечу хотя бы тень лукавства, тут же уеду!» решил Бессаз и, тихо открыв дверь, заглянул в коридор.
И, продолжая слышать возню, крадучись, прошел по коридору и заглянул в комнату Майры, поразившись той нелепой картине, которую увидел.
Староста растянулся на кровати, точь-в-точь копируя позу, в которой застал утром Бессаза. Майра возвышалась над ним, стоя на лестнице, а когда старик распростер руки, изменив позу, она со смехом сказала:
— Паук!
Староста тоже захохотал, кривя беззубый рот, и лихо подогнул под себя ноги. И снова вопросительно повернул лицо к дочери, ожидая ее похвалы.
— Варан! — воскликнула она.
У Бессаза от оцепенения, кажется, мускул не дрогнул на лице. Не помня себя, он попятился в свою комнату, представляя, какую они гримасу состроят, будут лгать и изворачиваться, если увидят, что Бессаз вдоволь насладился этим спектаклем.
— Хватит с меня, — прошептал он и снова лег, укрылся одеялом, не зная, как быть теперь и что думать обо всем этом.
«Ловко же он меня копировал, — еле сдержался от нервного хохота Бессаз, — даже перещеголял, изображая паука… У самого в устах после каждого слова: „Господи, помилуй…“ Что ж, я сам виноват, надо было знать, у кого идти на поводу… буду умнее».
И, вдруг вспомнив, как лежал староста в позе варана, захохотал, уже не в силах сдержать себя.
Майра тут же вбежала к нему с чашкой молока и удивленно уставилась на Бессаза.
— Простите, молоко скисло, и мне пришлось сбегать за свежим в деревню, — сконфуженно проговорила она и обернулась, увидев в проеме двери голову отца, на ходу приглаживающего свои жиденькие волосы.
Конечно же они услышали, как Бессаз хохотал, иначе не прибежали бы сразу оба, растерянные.
— Как вы себя чувствуете? — спросил староста робко.
— Спасибо. — Бессаз кашлянул.
— Мне показалось, что кто-то смеялся, — пробормотал староста и, подойдя к окну, посмотрел на улицу.
— Кажется, это была женщина, — ответил Бессаз и, надув щеки от досады, чуть приподнялся с постели, стараясь тоже заглянуть в окно.
Староста что-то неслышно пробормотал, затем решительно направился к двери, бросив на ходу:
— Это на улице. Сейчас узнаю…
А Майра осталась в растерянности, и, когда Бессаз предложил ей сесть, она опустилась на стул жеманно, облегченно вздохнув.
— Пейте, пожалуйста, — с настойчивостью хорошей сиделки сказала она и поднесла к его губам чашку.
Бессаз глотнул молоко и, беззаботный, растянулся снова в постели.
— Пока отец выясняет, кто там смеялся, поговорим о Фаррухе, — игриво сказал Бессаз и заметил, как она вздрогнула и сделала невольный защитный жест, умоляя не начинать этого разговора. — Что вас взволновало? — язвительно пробормотал Бессаз и сжал ей руку, как бы желая применить силу.
— Что вы хотите узнать? — вызывающе сомкнула она тонкие губы, отчего лицо ее сделалось злым.
— Вас что-то с ним связывало?
— Нет, это людские пересуды. Он добивался моей руки, пользуясь тем, что вокруг нет ни одного достойного мужчины…