Черепахи до самого низа. Предпосылки личной гениальности

Джон: Законодательные маневры и право – зыбкое отражение и отдаленное эхо согласованной культуры. Культуры можно классифицировать по степени их согласованности, просто замечая, какие формы они используют для возвращения отклоняющегося поведения в рамки нормы. В согласованной культуре насмешка и презрение обычно решают большинство подобных проблем. Почему? Почему это работает там, но не работает здесь? Потому что если мы – члены согласованной культуры, то я знаю, что внутренние репрезентации других членов моего племени соответствуют моим репрезентациям, и культурные методы структурированы так, чтобы эти значения постоянно укреплялись. И я могу рассчитывать на них с такой же уверенностью, как и на то, что я – член этой культуры, этого племени. Поэтому достаточно насмешки, презрительного комментария, чтобы запустить у «нарушителя» определенные репрезентации, которые заставят его изменить поведение, вернуть его в пределы диапазона, приемлемого в нашей культуре. И чем больше в сдерживании отклоняющегося поведения участвуют насилие, полиция, армия и законодательная власть, тем больше это указывает на отсутствие внутренней культуры, дополненной внешними формами. Вот простое и точное средство измерения степени потери согласованности в социальной системе.

Женщина: В нашем обществе место насмешки и презрения над неприемлемым поведением занимают моральные оценки. Мы часто слышим, как люди говорят: «Дети жестоки». На самом деле дети делают в точности то, что и в вашем примере, и все же детям внушают, что «жестоким» быть плохо.

Джон: Вам преложат обратиться к адвокату. Мой адвокат может на законных основаниях побить вашего адвоката.

Мужчина: Можно спросить? В этой ритуальной детской игре дети сами учатся, из поколения в поколение, или этой игре их учат взрослые?

Джон: Нет, дети учатся сами. Они самостоятельно устанавливают правила. Ричард?

Ричард: Это – важное различие. Я вырос в большой итальянской семье, и у нас взаимодействие между отцом и матерью было очень жестко структурировано. Однако после ужина мы делали то, что меняло эту структуру – мы музицировали. Оказывалось, что Отец теперь стал таким же, как и мы. Один из нас мог играть на барабане, другой – на гармонике, третий – на гитаре, четвертый – на фортепиано. В это время я учился тому, чему не мог научиться больше нигде. Это позволяло мне взаимодействовать с родителями совершенно иначе, чем в других ситуациях. Они могли пустить петуха, сбиться с ритма, так же, как и я. И все это звучало просто замечательно. Когда музыка заканчивалась, вступал в силу другой набор ролей. «Все. Пора спать». Именно так. И ритуал, религиозный ритуал, казалось, устанавливал рамку архетипов, так что Отец ассоциировался с Богом, а Мать – с Пресвятой Девой католической веры.

Джон: Что трудно было себе представить. Я имею в виду, что мой отец, может и плотник, но я ведь точно знаю, что моя мать не девственница, не так ли? (Смех)

Джуди: Музыка была той структурой, в пределах которой кибернетика семьи могла на время меняться.

Ричард: Разница была огромна. Как день и ночь. Когда музыка заканчивалась, весь этот пузырь лопался, и нужно было возвращаться в совершенно другой мир.

Джуди: И у вас возникало другое описание.

Ричард: О, да.

Джуди: Ничего не выходит из ничего.

Джон: По Грегори, каждое различие, которое мы обнаруживаем, предполагает двойное описание. У некоторых индейцев американских прерий есть метафора, описывающая это, – магический круг .

Если собрать людей в круг, положить в центр этого круга колчан или стрелу и попросить людей описать его с той тщательностью, о которой говорит Хайнлайн в Страннике в странных землях[10], то есть, попросить их описывать только то, что они видят в сенсорно определенных терминах, без оценок – все опишут стрелу по-разному. Заметьте, их описания будут разными только из-за геометрии ситуации.

Джуди: Они все имеют разную перспективу.

Джон: Каждый из них занимает разное положение в пространстве относительно стрелы. И как сказано в Семи Стрелах[11], если мы попросим их описать не реальный предмет, а что-то настолько эфемерное как, например, честность (и без того достаточно туманное понятие), различия в репрезентациях возрастут.

Джуди: Минимальная единица разума – различие. Откуда приходит новая информация? Она приходит из различия, точно так же как восприятие глубины приходит из слияния двух образов. Новый класс информации возникает из синтеза двух различных описаний. Одно из хорошо сформулированных условий, на котором мы собираемся настаивать в развитии личной гениальности: прежде чем начать действовать, нужно иметь, по крайней мере, два описания.