Черепашья луна

С того момента, как Люси исчезла в дверях, он почти не спал. Каждый раз, просыпаясь, он пугался, увидев висевшую перед ним луну, потому что она была похожа на платье, которое порвалось, когда он к нему прикоснулся, и казалось, что в руках остался свет. Он думал, что Люси злится, когда она только села в машину, но он ошибся. Она привалилась к дверце, поджав под себя ноги. И смотрела на него так, словно в любую минуту могла вскочить и убежать.

— Ты думаешь, что я сама не справлюсь, поэтому и приехал? — спросила она.

— Нет, — сказал Джулиан, и это была чистая правда.

Он припарковался рядом с этим гольф-клубом и простоял там несколько часов, слушая, как веселятся гости и не разрешая Лоретте выйти из машины только потому, что не мог заставить себя уехать. Когда тот парень, с «порше», наклонился, чтобы поцеловать Люси, Джулиан невольно протянул руку к бардачку за револьвером. Это был просто рефлекс, он не собирался его убивать. Но хотел убить и знал, что это значит. Он потерял способность рассуждать; если в самое ближайшее время его никто не остановит, придется остановить себя самому.

— Я смогу сама узнать ее имя, — сказала ему Люси. Белое короткое платье поползло от колен вверх, и Люси пришлось его одернуть. — Даже если ты так не думаешь.

— Я думаю, ты правильно сделала, что не поехала к нему, — сказал Джулиан, ведя ее «мустанг» к подъездной дороге.

Он все-таки сказал это; слова сами сорвались с его губ.

— Кто знает? — сказала Люси. — Вот если бы я поехала…

— Ну нет, — сказал Джулиан. — Мы точно знаем.

Лично он знал, что его преследует безумие. Оно сидело в нем, независимо от того, был он в Верити или за тысячу миль. Он хотел ее всю дорогу до дома бывшего мужа, но в жизни бы ничего не сделал, если бы она вдруг не потянулась к нему и не обняла. Это случилось так быстро, почти без предупреждения, едва он выключил мотор, припарковавшись перед домом, что у обоих мысли разлетелись. И не успела Люси передумать или хоть перевести дыхание, как он скользнул рукой ей под платье, а почувствовав ее жар, понял, что ничего не закончилось. Он целовал ее и не мог остановиться. Он притянул ее к себе так, что рулевое колесо давило ей в спину, и, самое удивительное, Люси его не останавливала. Она сама хотела, чтобы он сорвал с нее платье. Конечно хотела, потому что, когда он это сделал, потянулась к нему. Она не оттолкнула его, не бросилась прочь, когда он расстегнул джинсы и перебрался со своего сиденья к ней. Она ни разу не закрыла глаза.

Он мог бы поклясться, что она просила его не останавливаться. Кто-то же это говорил. Он слышал ее жаркий шепот в машине, стоящей под уличным фонарем. И ему было наплевать, что это никогда больше не повторится, он не отпускал ее до тех пор, пока небо не стало молочно-серым, пока не выехал из-за угла почтовый фургон «Нью-Йорк таймс». А теперь во рту сухо, на виске пульсирует жилка, и он чувствует на себе руки Люси, как будто она никуда не уходила. Он хочет больше, чем себе обещал, и оттого, что не смеет ни на что надеяться, вдруг чувствует, как он ненавидит Нью-Йорк и все, что связано с этим городом. От ненависти он задыхается.

И дело вовсе не в том, какой большой дом у ее бывшего мужа, и в том, что на парковке гольф-клуба он вчера насчитал тридцать один «ягуар». Совершенно не важно, что ему одному пришлось показывать охраннику у ворот удостоверение личности и никого больше не останавливали. Когда, оправляя на себе платье, Люси вышла из машины, она попросила его не ездить за ней. Ты нервируешь людей, сказала она. Поразмыслив, он решил, что она права. Он нервирует людей всю свою жизнь. Он и ее нервирует, иначе почему она так пятилась от машины. Скоро улица начнет просыпаться, кто-нибудь прошлепает по зеленой лужайке к почтовому ящику за своей «Нью-Йорк таймс», заметит его, вызовет полицию, и придется ему подавать рапорт в полицию штата Нью-Йорк за разрешением на ношение оружия.

Ему всегда было наплевать на дома и машины, и он не собирается меняться, только не подхватил ли он какой вирус, или, может, воздух здесь отравлен? Лоретта похрапывает на заднем сиденье «мустанга», не замечая никакой разницы между воздухом Нью-Йорка и Флориды, а должна бы, потому что тут сразу чувствуешь его кожей, как ветрянку.