Черепашки-ниндзя и Баркулаб фон Гарт

– Иду купаться! Говорят, утреннее купание – полезнее всего! И правда, через некоторое время они нашли его на пляже. Войдя по колено в прозрачную зеленую воду, философ глядел вдаль пустыми глазами. Плавки его были, конечно же, совершенно сухими, но круглый животик беспокойно напрягся.

– Очень холодная вода, – виновато сказал он. – Здесь всегда так?

И, повернувшись, понес свою плоскую спину к ближайшему зонтику.

Приятели искупались и присоединились к нему. Свежесть, исходившая от их влажных тел, заставляла Тома Каста прямо-таки ежиться. Философ был явно не в духе. Некоторое время они лежали молча, со всех сторон окруженные отдыхающими.

Совсем близко возвышались пышные, словно подушки, тела двух женщин. Философ с отвращением взглянул на них и мрачно сказал:

– Не знаю, почему, но голое тело вызывает у меня мизантропию.

– Даже женское?

– Особенно женское. Извините, молодые господа, но это не пляж, а братская сексуальная могила…

Первые дни прошли спокойно. Вероятно, чтобы не подвергать себя сексуальным разочарованиям, Том Каст вообще перестал ходить к морю. Лишь иногда приятели находили его на лечебном пляже, где он сидел, скрючившись, как старая больная дворняга. Похоже, женское племя окончательно отвратило его, отчего, вероятно, он и выглядел таким грустным и чуждым всему окружающему.

Не обращая никакого внимания на разлегшихся рядом немок-парикмахерш с тяжелыми, оплетенными синими венами ногами, с расплывшимися грудями, Том Каст работал, желтым кривым ногтем отмечая в книге отдельные абзацы и строки.

Порой он сердито бормотал что-то. Однажды он выругался так громко, что у парикмахерш вывалилось из рук вязанье. Иногда он спорил со своими молодыми спутниками – главным образом, понося человечество за тупую беззаботность и близорукость, за чудовищную его жадность, жертвой которой, по его словам, могут стать даже горы, словно они сложены не из камня, а из жирных окороков и бифштексов.

– Сожрет и не поперхнется, – с ненавистью бормотал он. – До последней косточки. Нет на свете животного более прожорливого, чем человек. Разве что солитер. Но и тому лучше всего живется в человеческих кишках.

– Но вы-то едите очень мало, – примирительным тоном заметил Джон.

– Потому что кормят в ресторане отвратительно! А вообще-то я ем, вернее, просто жру, как скотина.

Помолчал немного и добавил:

– Знаете, как я представляю себе современного человека? Хлипкая фигурка, тонкие ножки и между ними – громадный мягкий живот. Приятели, не удержавшись, хмыкнули. Философ мрачно взглянул на них:

– Не вижу ничего смешного, дорогие господа. Наоборот, все это достаточно грустно.

Только вечером, обычно после третьей рюмки, Том Каст приходил в хорошее настроение, становился доброжелательным и склонным пошутить. Но тогда он впивался взглядом в доктора Круза и принимался за свою бесконечную анкету. Ходил ли тот когда-нибудь в церковь? Что думает о Боге? Ну, если не о Боге, то хотя бы о самой идее Бога?

Доктор Круз, потеряв терпение, неприязненно, с раздражением отвечал:

– Это самая нелепая идея из всех, созданных человеком. Она прежде всего свидетельствует о его ограниченности и беспомощности. И, конечно, о мании величия.

– Тогда какова, по-вашему, первопричина возникновения мира?

– А зачем она нужна, первопричина, господин философ? Достаточно первоосновы.

– Не будем ловить друг друга на слове, господин младший научный сотрудник.

– Во всяком случае, она никак не может быть неким огромным и всемогущим созданием.

– Вы уверены, что во всей бесконечной Вселенной не найдется места для такого создания?

– Может, и найдется. Скажем, какой-нибудь колоссальный разум, огромный, как, допустим, солнце. Или как галактика. Но и он ни в коем случае не может быть первопричиной, а лишь продуктом.

Что-то хищное появилось во взгляде философа.

– А как, по-вашему, чем мог бы заниматься такой разум?

– Как, чем? Тем же, что и всякий другой. Размышлением.

– Ив конечном итоге просто бы лопнул, превратившись в какую-нибудь новую звезду.

– Почему?

– От скуки. Или от безделья, все равно. Такой огромный разум, наверное, в мгновение ока передумал бы все возможные мысли. Познал бы себя, за ничтожный отрезок времени просчитал бы варианты существования. И, самоисчерпавшись, стал бы работать вхолостую, пока, в конце концов, не свихнулся бы. И лучшее, что он тогда бы смог сделать, это наброситься на другие звезды и сгореть с ними и в них. Таким образом, он по крайней мере получил бы возможность возродиться заново через миллиарды лет.

Доктор Круз взглянул на него с досадой.

– Неужели вы не понимаете, господин Каст, что размышляете со всей ограниченностью человеческой природы… Подобный колоссальный разум наверняка нашел бы возможность удовлетворить себя.

– Не нашел бы! – сварливо возразил Каст.

– Почему?

– Очень просто. Потому что никакой разум не может работать для собственного удовлетворения…

Так спор завершился на той же точке, с какой он, в сущности, и начался.

Том Каст допил рюмку, взглянул на пустую бутылку и сказал:

– Вам никогда не бывает скучно?

– Никогда, – ответил Круз.