Через Антарктиду

Дэвид Пратт затеял новую работу — измерение трения между различными типами материалов для санных полозьев и различными снежными поверхностями при разных температурах. Сначала он пользовался маленькими санками для ручной тяги с грузом на них, причем величина усилия, требующегося, чтобы «стронуть» сани или поддерживать их движение, измерялась электрическим методом с помощью тензометров. На эту работу он вербовал разных людей, убеждая их, что нет никакой другой, более важной работы. Я знаю, что мне повезло и пришлось отрабатывать свой урок в 40 проходов с санями в хорошую погоду при температуре всего лишь —28°. Несколькими днями позже Аллан Роджерс занимался тем же при —50°. Работа Пратта навела Аллана на мысль совместить ту же операцию со своей работой на ИМП, и мгновенно Тэффи Уильяме оказался разлученным с теплой светлой комнатой радио и с ИМП на спине тащил за собой санки во мраке. Спотыкаясь от одного невидимого снежного сугроба до другого, он брел под команды, которые выкрикивали то Дэвид, то Аллан, пока наконец не запротестовал и был освобожден от этой работы, а исследователи стали искать другую жертву.

Из-за большой глубины моря нельзя было использовать ни один из нормальных методов измерения приливов, но, так как шельфовый ледник, на котором находилась база, лежал на воде, можно было заключить, что он должен подниматься и опускаться, несмотря на свою толщину. Джоффри Пратт решил, что гравиметр Уордена достаточно чувствителен, чтобы измерить такое движение ледника, и принялся придумывать автоматическое оборудование для этой цели. Сперва он выкопал шурф в 20 футов глубиной в нескольких сотнях ярдов от базы и в нем установил приборы. Затем построил сложный аппарат, который автоматически включался каждый час на 10 минут, когда производил фоторегистрацию шкалы гравиметра; во время съемок на шесте над поверхностью льда вспыхивал свет, предупреждавший водителей машин и тяжелообутых пешеходов, чтобы они не приближались. Вспышки света в домике тоже показывали, что аппарат работает, но, что еще интереснее, если что-нибудь в нем не ладилось, то прибор звал на помощь, регулярно включая и выключая ночную лампочку над кроватью Джоффри.

Все решили, что сигнализация бесполезна: Джоффри спит изумительно крепко, и, чтобы его разбудить, нужно раз за разом перекатывать его по постели или сбросить на пол. Единственный раз, когда автоматическая сигнализация гравиметра заработала в 3 часа утра, я случайно был на ночном метеорологическом дежурстве. К моему удивлению, Джоффри проснулся сразу и вскоре уже был снаружи, налаживая аппаратуру. В результате работы Джоффри у нас есть записи за много недель приливов у южного берега моря Уэдделла, в районе, где такую информацию нельзя было бы получить никаким другим способом.

9 мая температура упала до —45° при скорости ветра 18 метров в секунду, что делало наружные работы трудными и неприятными. На следующий день ветер ослабел до 5 метров в секунду, но температура была ниже 50°. В этот день я взял трактор «Маскег», чтобы доставить тюленье мясо в собачий туннель, где при температуре —16° можно было пилить туши с большим удобством. Вести трактор было удивительно трудно из-за облака конденсирующегося выхлопа, который заносило перед машиной, так что ничего нельзя было видеть, даже за несколько ярдов. Водя машину из стороны в сторону, пытаясь хоть на мгновение увидеть, что впереди, я почувствовал, как холодный воздух обжигает мне колени: моя защитная одежда туго обтягивала их в моем положении водителя. Тут я вспомнил, что на мне короткие трусы, но, как только встал и начал двигаться, ощущение «ожога» исчезло; это доказывало эффективность защитного принципа одежды: слой воздуха у кожи — первое требование для сохранения тепла.

Уже некоторое время приходилось копать туннель от нижних снеговых ступенек, по которым выходили из домика на поверхность. Делать это пришлось потому, что становилось все труднее держать вход свободным от снега и нужно было располагать еще одним выходом на всякий случай.

Длина нового туннеля была 12 ярдов , высота — 6 футов и 6 дюймов . По бокам были сделаны ниши и полки для различных надобностей, но самой важной особенностью его был колодец—«прорезь». В течение долгого времени мы терпеливо выполняли тягостную работу — таскали 12-галлонные ведра кухонной грязной воды вверх по снеговым ступеням лестницы на поверхность. Там чаще всего ветер выдувал содержимое на незадачливых носильщиков, в то время как они шатаясь брели в вихре снега. Теперь мы сделали глубокий колодец для слива грязной воды, выкопав в снегу небольшую ямку в 18 дюймов глубиной и вылив туда пинту бензина. Когда бензин впитался, его зажгли, и он стал медленно сгорать, вытапливая в снегу полость. Каждый раз, как пламя угасало, мы подлизали в углубляющуюся дыру постепенно увеличиваемые порции бензина и поджигали его. Через два часа, истратив четыре галлона бензина, мы получили колодец глубиной 24 фута и около двух футов в диаметре, которым пользовались до самого закрытия Шеклтона в ноябре.