— Ах, вот как! Муж мой доносит в МВД, что под его фамилией скрывается немка, враждебная немка Поволжья.
— Как у тебя язык поворачивается? Где твоя совесть?
— Ну, конечно, я бессовестная сволочь немецкая, и мне место в лагерных бараках, а эта надменная девчонка превратит мою квартиру в бордель, и распутные пары будут танцевать под звуки моего рояля.
— Извини меня. Ты сейчас невменяема, а мне пора на службу, — и Саша подошел к столу взять ключи от внешних дверей.
Но Инна кошачьим прыжком опередила его, и, схватив ключи, прижала их к груди.
— В такую минуту бросить меня, погибающую, и мчаться к своим высокопоставленным дамам, будто на работу!
Не отдавая отчета в своих действиях, Инна подошла к окну и выбросила ключи во двор.
— Что ты наделала, безумная?! Меня ждут на работе.
— А мне какое дело? Я беременна. За мной нужен уход.
— В такой обстановке возможен только один уход, уход от тебя, — жестко отрезал Званцев.
Инна присмирела. Саша высунулся из окна и подозвал играющего в садике мальчишку:
— Эй, друг! Боевое задание тебе. Сыграем в борьбу с диверсантом. Он запер меня в моей квартире, чтобы я не уехал на важное совещание. Но, убегая со двора, обронил ключи. Вон они в травке лежат. Я шоколадку туда брошу.
Мальчишка проследил за полетом лакомства, обнаружил ключи и помчался на третий этаж выручать советского офицера. Правда, внешний вид Званцева в погонах несколько смутил его.
— Теперь, ребятки, погоны у всех нас. Золотые и серебряные.
— А зачем? — наивно спросил курносый паренек.
— Чтобы не отличаться от всех армий мира, — не задумываясь ответил Званцев.
— Я ушел, — с твердой интонацией в голосе крикнул он в глубину квартиры и быстро спустился по лестнице, сел в машину и уехал, не обернувшись на окна квартиры и не видя негодующего лица Инны!
— Или я, или она, сопливая девчонка! — отвернувшись от окна, неизвестно кому сказала разгневанная супруга.
От жутких пил и топоров
Красотка-нимфа убегала.
Кто приютить ее готов,
Она убежища искала.
Званцеву в кабинет позвонил его шахматный партнер и друг Женька Загорянский. Но разговор велся отнюдь не шахматный. Загорянский, отпрыск дворянского рода, был аристократически красив, но неимоверно толст, обожал бега и преферанс, обладал редким даром мгновенного чтения, в совершенстве знал французский язык, написал удачную пьесу, и она пошла сразу во многих театрах Союза. По примеру предков, Женька проматывал солидные, часто пополняющиеся гонорары, и стал завсегдатаем дорогих ресторанов, встречаясь в «Арагви» или «Савое» с артистической элитой. Его жена Лена, военврач третьего ранга, была главным гинекологом в одной из действующих армий Второго Украинского фронта.
— Понимаешь, Сашка! Для драматурга главное — театр, его коллектив, актеры, актрисы, их интриги и романы. В ресторан, где встречаешься с ними, не пойдешь один, сразу прилипнет какая-нибудь бабочка, от которой артистическая братия отвернется. А от этой братии при чтении новой пьесы зависит все. А Лена уехала на фронт. Меж тем дело не ждет. Я вытащил лотерейный билет — племянницу близкого к театру человека. Для меня дороже брильянта. Дивная внешность. Театралка, живет напротив Художественного театра. Вход за углом. Знает не только всех артистов, но и подноготную каждого из них, даже роль в спектакле, которые пересмотрела все. А ее, студентку педагогического института, вместе со всеми, как зеков, отправляют на лесозаготовки. Надо помочь девочке. Прими ее к себе в число неприкасаемых.
— Ты бы лучше, Женя, о шахматистах рассказал. О Капабланке, Алехине, а театр для меня «terra incognita».
— Тогда считай — я теряю ферзя, вернее, королеву. В тебе — спасение.
— Ход подсказать?
— Верно! Подсказать ход своему отделу кадров. Идет?
— Пусть приходит. У нас новая лаборатория появилась.