Через бури

Дружба Нинуси со Страшилищем, как не переставала звать Волка бабушка, крепла. Собака стала понятливым участником детских игр, особенно игры в прятки. Волк быстро находил свою маленькую партнершу, сам же умудрялся так прятаться, что девочке стоило немалых трудов отыскать его, забившегося под крыльцо. Зато в победном кличе маленького сыщика был непередаваемый восторг, сочетавшийся с поцелуями своего четырехлапого друга.

Но Нинусю, по настоянию бабушки, не одобряющей собачьи игры, присущей дворовой детворе, отдали в детский сад. И времени на игры в прятки не осталось. Волк, величественно шествуя, провожал маленькую хозяйку до калитки детского сада, в должное время появляясь здесь снова, чтобы доставить порученную ему, как он считал, Нинусю домой. Это не мешало ему по-прежнему провожать хозяина ранним утром или ночью до заводской проходной и велением неведомого чутья оказаться там, когда главный механик, закончив дела, пойдет домой.

Но особо праздничным днем для людей и собаки было купание у скалы. Огромный светлый камень высился на гористом берегу пруда, деля его пополам. Отсюда начинался густой лес на взгорье — любимое место отдыха белоречан. Здесь устраивались пикники, провозглашались заздравные тосты, читались стихи. Здесь же купались и взрослые, и дети.

Конечно, Волк был при своей любимице, доставляя ей несказанную радость, плывя рядом с вцепившейся в его холку девочкой и так колотил по воде лапами, что вздымал буруны не хуже пароходных винтов. Мария Кондратьевна при виде этого уходила всегда в слезах, ссылаясь на головную боль. Таня же с присущей ей отвагой и гордостью, вопреки протестам бабушки, поощряла храбрость дочери. Пусть будет в мать, и при этом вспоминала «красавчика», давшего было волю рукам, заходя в воду. Долго потом тот бедолага отлеживался на берегу Томи.

Два друга, Костя и Саша, по очереди читали свои и чужие стихи. А Таня даже одобрила последнее стихотворение мужа, прочтенное им с вершины скалы. Он назвал его «Далекой»:

Привет от вольности башкирской
Бурлящих рек, могучих гор,
И от того, в душе сибирской,
Кто не забыл вас до сих пор.

Привет грохочущих заводов,

Залог грядущего страны.
Приветы солнца и природы
Вам шлю с уральской стороны.

Несу еще совсем другое,

Словами что не передать,
Вниманья если это стоит,
Возьмитесь сами отгадать.

— Да, — вздохнула Таня. — Бритоголовая Инна далеко.

Глава вторая. ДЕРЕВЯННАЯ ТРУБКА

Души чуткой потрясение

Рождает вспышку вдохновения.

Клыков докладывал секретарю райкома: — Так что основным подозреваемым остается главный механик комбината Званцев. Когда река перемерзла, и завод должен был встать, я уже готов был его зацепить. Так ведь вывернулся. Пошел завод, вопреки самой Природе.

— Плохо работаешь, товарищ Клыков. Главный преступник у тебя и в огне не горит, и в воде не тонет. Плохо работаешь. Разве не было у тебя возможности взять его, как только доменные насосы встали? Халатность, непринятие мер… Лето в разгаре, и он в мелких местах экскаваторами дно Белой углубляет, перекаты с их дивной красотой ликвидирует. Уродует нашу уральскую природу. А ты медлишь, никак не выспишься. О ночных допросах начисто забыл.

— Я так соображаю, товарищ секретарь райкома. Два зама, товарищи Аскаров и Чанышев, правда, тот только по реконструкции и эксплуатации, оба они пообвыкли, бдительность у них притупилась. Но вот вновь назначенный директор комбината Изотов. Ему, как коммунисту, положено прислушаться к мнению райкома партии.

— Совет дельный, но запоздалый. Товарищ Изотов уже был у меня и заверил, что заменит главного механика. К нам уже едет старый специалист Качурин. С ним спокойнее будет, чем с этими птенцами. За перевалом, у горы Магнитной, металлургический завод-гигант возводят, нам помогать придется, и от всяких Званцевых надо поскорее избавиться.

— А он — в особняке удравшего вредителя Шефера. Тем в Москве занимаются, а этот расположился, семью перевез, живет кум королю, — усмехнулся в висячие усы Клыков.

Жизнь шла своим чередом, но однажды и Саша был буквально ошеломлен. Случилось это из-за неприятного разговора с Таней, после того как Нинуся с бабушкой вернулись на заимку к Николаю Ивановичу с приезжавшей за ними Катей.

— Мы работаем больше года. Зима кончается, доменные насосы заработали сами, уровень в пруду поднялся почти до нормы, — начал Шурик этот памятный разговор.

— А какое мне до всего этого дело? Я занимаюсь мельницей и ее проектом отгородилась от всего.

— Я тебя не понимаю. Пора привозить Нинусю с бабушкой не погостить, как до этого было, а совсем. Словом, перейти на оседлую жизнь.

— Я в этом вовсе не уверена.

— В чем? Что нашу девочку нужно привозить сюда?

— Именно это я имела в виду.