Через бури

Они выбрались из оврага в яблоневый сад. Идя по тропке, встретили девушку в красном платочке. Наперебой старались объяснить ей, как они счастливы встретить ее после авиакатастрофы. Они надеялись, что девушка наверняка укажет того, кто поможет им добраться до Чебоксар.

Девушка непонимающе слушала их, а при слове Чебоксары вдруг кинулась бежать. Из-под ее сарафана замелькали босые пятки.

— Она не поняла нас и побежала к жилью, — сказал кто-то из пассажиров. — Надеюсь, мы встретимся с местным руководством.

И потерпевшие кораблекрушение двинулись вслед за беглянкой в поисках сочувствия. Расчет был правильный — скоро они вышли к рубленому дому. В просторной комнате с портретами классиков марксизма и бюстами Ленина и Сталина стоял большой письменный стол и перед ним несколько рядов стульев. Очевидно, это была комната правления колхоза. За столом сидел щуплый человек в очках золотой оправы и прилежно что-то писал, не поднимая глаз. Когда шестерка спасенных выстроилась перед ним, он снял очки и маленькими, близорукими глазами стал разглядывать посетителей, потом спросил на непонятном языке. Убедившись, что его не поняли, повторил по-русски:

— По-чувашски говорите?

— Нет, мы — русские. Наш самолет разбился, — начал было «профессор», который действительно оказался профессором МВТУ, избранный единогласно за старшего, но человек за столом, очевидно, председатель правления, прервал его, подняв руку, ладонью вперед:

— Зачем наша добра девица пугал? Грозил забрать, на Чебоксар отвозить?

— Что вы, товарищ председатель! — удивился таким словам профессор. — Ваша прелестная девушка просто не поняла нас, мы ей объясняли, что попали в аварию и теперь добираемся до Чебоксар, чтобы попасть в Москву.

— Зачем поверить? Бумага давай.

— Какую бумагу? — возмутился профессор. — Наш самолет разбился недалеко от вас, в овраге. Там летчики остались. Можете проверить.

— Без бумага не проверяит. Без бумага — нет-нет! Обман…

— Будет тебе бумага, и без обмана! — неожиданно вмешался Саша Званцев. Он подошел к стоящему в углу столику с родимой пишущей машинкой «ремингтон», заложил в каретку бумагу и после пулеметной очереди, восхитившей бы бывшую баронессу фон Штамм и удивившей его спутников, вынул листок, размашисто подписал американским «паркером», подарком Аскарова, затем испачкал чернилами свой большой палец и, прикладывая к бумаге, повернул его.

Получилось нечто похожее на неразборчивую круглую печать.

— Ну, вот тебе, товарищ бюрократ, требуемая бумага. Теперь все в порядке?

— Нет порядок. Мой имя Петров. Нет Бюрократ. Пиши Петров. Нет ошибка.

— Есть конверт? Письмо на почту послать. Как твой сад называется?

Председатель вынул из ящика стола конверт с напечатанным на нем на двух языках названием садового колхоза. Саша взял его, припечатал: «Председателю тов. Петрову», и вложил в конверт письменную просьбу содействовать потерпевшим аварию.

— Теперь порядок? Машину дашь, как написано? Председатель кивнул:

— Давай талоны.

— Какие талоны?

— Бензин.

— Откуда у нас талоны на бензин! Мы с неба упали. Председатель посмотрел на потолок, как на небо.

— Талон нет. Давай трудодни, — и он поднялся, рукой приглашая следовать за ним.

— Что он хочет? — заволновался профессор.

— Чтобы мы отработали поездку в Чебоксары.

— Кто не работает, тот не ест и не ездит, — заключил профессор.

Все вышли следом за чувашем, остановились перед сараем и получили по лопате. Потом он подвел их к пустырю, где лежала груда привезенных саженцев, и, ловко орудуя лопатой, вырыл ямку и показан, как закапывать саженцы.

Званцев первый принялся за работу. Председатель ушел, и к его возвращению вся груда саженцев была посажена.

Профессор спросил:

— Ну как, товарищ председатель, отработали мы поездку в Чебоксары? Вы дадите машину?

— Машина не дам. Талон нет. Один недель. Работай.

— Он шутит над нами. У нас спешные дела. Саша, объясните ему, — волновался профессор.

— У него все мужики на стройку объекта пятилетки ушли. Его тоже понять надо, — и Саша забрал у всех лопаты и вручил их Петрову. — Двинули, ребята, на трассу, — предложил он. — По карте штурмана нам шагать не более сорока километров. К утру одолеем.

— Как-то неудобно, — засомневался профессор.

Сомнения рассеялись, когда все увидели знакомую девушку, так же резво бегущую, но не от них, а к ним. Петров что-то крикнул ей по-чувашски и она, смущаясь, прикрывая подолом сарафана нижнюю часть лица, свободной рукой сделала знак идти за ней.

— Зовет, — подтвердил профессор. — Придется подчиниться. Все-таки дама.

Девушка привела работавших к пристройке, вроде сарая, внутри которой расположилась колхозная столовая. Девушка усадила всех за стол и принесла на подносе каждому по тарелке щей и чашке каши, что было мигом ими уничтожено.

— Вот теперь можно и в путь, — сказал профессор, поймав руку девушки и поцеловав ее. Девушка вскрикнула и убежала.

— Ну вот, опять спугнули, — недовольно заметил кто-то. — Они к такому обращению не приучены.