Помнил ли он о том, как мы, еще будучи детьми, сидели на крыльце особняка его родителей? Тогда рак его почти победил. Мальчишка был очень худым и, несмотря на лето, носил шапку, скрывая отсутствие волос, так как не желал жалости, а именно с ней на него всегда смотрели. Сильный несмотря на слабость тела и достаточно умный, чтобы, несмотря на возраст, понять, что все совсем плохо. Смерть постепенно скреблась в дверь его комнаты. Все громче и громче. Настойчивее.
У меня же появились новые синяки — «любовь» моей мамы. Я их скрывала под одеждой, и так же в рукаве кофты прятала напухшую ладонь. Мама утром вывернула мне пальцы за то, что я пролила на нее сок. Болело очень сильно, но к врачу меня не отвели, ведь мама не желала огласки, а, как потом оказалось, было сломано три пальца. Я пока что этого не знала, но с трудом сдерживала слезы из-за боли. Хотелось просто исчезнуть. Перестать существовать. Чтобы прекратилось все это.
Глаза начало сильнее пощипывать и я почти заплакала, но в этот момент, Чезаре обнял меня и притянул к себе, так, что я своим плечом прикоснулась к его. Он не знал насколько мне плохо, но будто чувствовал и, несмотря на то, что ему самому было тяжело, обнял, унимая боль. Я тоже не осознавала насколько было плохо состояние его здоровья, но в этот момент, будто бы перестала ощущать свою горечь и почувствовала его и так невыносимо захотелось обнять в ответ. Это я и сделала.
Тогда еще совсем дети. Мы познали друг друга в боли и стремились к счастью. Не для себя. Я для него, он — для меня. И наконец-то обрели его. От нашего счастья веяло ночью и прохладой свежего воздуха. Уединением, но в тот же момент ощущением того, что рядом находился целый мир.
Наши миры — это мы сами. Сплетенные еще в детстве и на всю жизнь.
Конец!