Через годы и расстояния (история одной семьи)

Так или иначе, переговоры продолжались во все более неблагоприятной обстановке. По сообщениям посольства, Рузвельт нервничал и ругал Литвинова. В беседе с послом 10 августа Хэлл заявил, что в стране растет разочарование по поводу признания СССР. К этому его помощник Мур добавил, что под вопрос ставится сама целесообразность существования в Москве американского посольства, которое обходится в 400 000 долларов в год. Такое давление трудно было воспринимать иначе как угрозу.

Советское руководство решило предложить американцам компромисс в духе некоторых предложений, выдвинутых ранее посольством. 24 августа отец вручил соответствующий меморандум Хэллу в присутствии Мура и Келли. К удивлению посла, государственный секретарь с ходу заявил, что компромиссные предложения неприемлемы. С советской стороны было заявлено, что это максимум уступок, на которые Москва может пойти. 6 сентября Государственный департамент сделал официальное заявление о том, что переговоры прерываются.

После этого отец отправился в Москву, где имел беседу со Сталиным. Они обсуждали сложившуюся ситуацию. Сталин сказал, что отцу придется еще поработать в Вашингтоне, однако посоветовал в настоящий момент не торопиться с возвращением в Вашингтон. «Пусть американцы немного понервничают», — сказал он. Американцы действительно занервничали. Буллит, находившийся в Вашингтоне, несколько раз звонил в советское посольство, справляясь о сроках возвращения Трояновского. От этого зависели и сроки его возвращения в Москву. Американцы хотели знать, с каким политическим багажом приедет в США советский посол. В общем, беседа со Сталиным прошла в теплой обстановке. В конце Сталин пригласил отца посмотреть с ним «Чапаева». Когда тот сказал, что уже видел этот Фильм, Сталин засмеялся: «Подумаешь, я смотрел его уже несколько раз». Отец, разумеется, не стал возражать.

2 ноября состоялось заседание Политбюро. Был принято решение: «Поручить т. Трояновскому сообщить Рузвельту, что, по тщательном изучении всего комплекса вопросов о взаимных претензиях, высшие правительственные инстанции не нашли возможным отступить от той позиции, которую советское правительство до сих пор занимало в этих вопросах».

Отец вернулся в Вашингтон не спеша, кружным путем — через Сибирь, с остановкой в Японии, на Гавайских островах, в Лос-Анджелесе, а далее самолетом, до Вашингтона.

31 января состоялась его встреча с Хэллом, который, как обычно, принял посла в присутствии Мура и Келли. Они выступали как своего рода понятые, которые должны были свидетельствовать о правильности высказываний их шефа. Вернувшись с этой встречи, отец рассказывал, что он напустил на себя как можно более суровый вид, пока Хэлл читал ноту. Когда государственный секретарь заявил, что новые советские предложения неприемлемы, и обвинил Советский Союз в срыве переговоров, развернулась короткая, но острая полемика. Посол оборвал ее на полуслове, сказав, что ему нечего добавить к уже сказанному. После чего поднялся и ушел.

Конечно, его волновали последствия срыва переговоров, и он даже не исключал, что правительство США может пойти на крайние меры. На следующий день Хэлл опубликовал заявление, в котором возложил ответственность за случившееся на советскую сторону. В этот же день поверенный в делах США в Москве Дж. Уайли информировал НКИД о решении госдепартамента прекратить переговоры о долгах и кредитах, сократить персонал американского посольства, закрыть генконсульство, а также, возможно, ликвидировать Экспортно-импортный банк в Вашингтоне, созданный специально для финансирования торговли с СССР.

Вскоре случилось еще одно событие, которое еще больше обострило советско-американские отношения. С 25 июля по 20 августа 1935 года в Москве проходил 7-й конгресс Коммунистического Интернационала, на котором выступали и представители американской компартии. В Вашингтоне расценили это как еще одно нарушение договоренности, достигнутой в свое время между Рузвельтом и Литвиновым. Правительство США направило по этому поводу Москве резкую ноту. Советское правительство категорически отклонило ее.

В беседе с Буллитом 23 ноября 1935 года Трояновский в шутку сказал: «У нас существует поговорка: «Полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит». И добавил, что в данном случае эту поговорку можно видоизменить: «Полюбите нас красненькими, а беленькими нас всякий полюбит».