Послевоенная Кочабамба своим внешним видом уже уподобилась большинству провинциальных городов Латинской Америки. Богато застроенный центр — цитадель узкого, замкнутого круга владельцев латифундий и торговцев. Это ядро города не выходит за пределы первых улиц, окружающих площадь. За этим патрицианским центром остаются лишь невзрачные, одноэтажные окраины бедноты.
И все же здесь есть одна особенность. В провинции Кочабамба еще, пожалуй, никто не умер от голода. Земля тут повсюду такая щедрая, что любому человеку всегда найдется хотя бы горсть кукурузы, немножко картофеля, а иногда и кусок мяса. Вечное лето, спокойная безмятежная жизнь и удаленность от остального мира, во много раз умноженная грядами гор с одной стороны и стеной девственных лесов — с другой, — все это способствовало тому, что многие обитатели кочабамбских окраин оказались усыпленными, пребывающими в состоянии сладостного забытья и безропотно принимающими свою бедность и невежество. А те, кто до сих пор решал судьбы страны, не были по-настоящему заинтересованы в том, чтобы пробудить от летаргии широкие слои населения. Они сознательно поощряли производство чичи и других алкогольных напитков, которые превращали индейцев без различия пола и возраста в одну сплошную податливую и безвольную людскую массу. По временам, нарушая спокойствие общественной жизни, сюда докатывалось из столицы эхо избирательных кампаний, путчей и дворцовых революций. Но в истории Боливии их было чересчур много, и каждая из них приносила простым людям лишь пустые обещания. Люди потеряли к ним всякий интерес и веру в них; шли десятилетия, а им даже и в голову не приходило, что все могло бы быть по-другому.
«Даже алькальду Кильякольо не живется так, как нашим дойным коровам»
Человек, посетивший долину реки Рочи после первой мировой войны, получил бы, видимо, ненамного больше впечатлений, чем его предшественник — житель XVIII века.
Его не покидало бы ощущение, что в провинции Кочабамба время остановилось два-три столетия назад. Центр тяжести экономики всего этого края — земледелие. А собственность на землю была источником богатства и политического могущества, мерой общественного веса и символом знатности.
Владельцы плодородных латифундий время от времени навещали свои богатые летние виллы в поместьях, но не задерживались там подолгу и возвращались в столицу либо уезжали за океан — в Париж, в Барселону, в Лондон. А крестьяне трудились на полях сахарного тростника и кукурузы, ткали свои шерстяные пончо, пили чичу и кукурузную водку, жевали коку и поочередно взывали то к таинственному богу господ, то к своей старой и доброй Пача-маме — Матери Земли.
Не было ни школ, ни машин, ни фабрик. Еще на рубеже нашего века единственным средством сообщения между провинцией и внешним миром были дилижансы, которые изредка отправлялись с немощеной площади Кочабамбы. Но в тридцатых годах и сюда долетели новые веяния. Появились первые автомобили, первые асфальтированные улицы в городе, электрический свет, радио, первые промышленные предприятия. Для большей части населения все эти достижения отнюдь не означали подлинного прогресса. Но это были явные признаки технического и экономического развития, хотя наибольшую выгоду от них получала лишь горстка богачей.
Запоздалое эхо промышленной революции, докатившись до Кочабамбы, потрясло основы изжившего себя средневековья, вызвало смятение и распри, высекло искры. Предприниматели вытеснили помещиков с занимаемых ими позиций и стали вкладывать излишки прибылей в землю.
Спустя несколько лет даже сам король олова, Симон И. Патиньо, не знал точно, сколько крупных поместий сумел захватить он в провинции Кочабамба. Ему принадлежит и имение Пайрумани, одно из крупнейших и наиболее продуктивных хозяйств в долине реки Рочи.
Самые большие постройки здесь — коровники, сооруженные по последнему слову техники из стекла и бетона. Специальные помещения отведены коровам для спанья. За этими спальнями идет целая серия столовых — отдельные стойла, предназначенные только для кормления коров и оборудованные автопоилками новейшей конструкции. Дальше тянутся просторные выгоны — коровий парк с тенистыми лужайками для отдыха. Это первая образцовая ферма в Боливии. Настолько образцовая, что ее управляющий ничуть не преувеличил, с гордостью заявив нам: «Даже алькальду Кильякольо не живется так, как нашим дойным коровам…»