Читаем Через Москву проездом полностью

День выпал серый, холодный, сыпал дождь – в воздухе, казалось, была развешана застиранная мокрая марля. Стекла в автобусе изнутри запотели. Володька протер рукавом шинели участок окна возле себя – оно заблестело, но снаружи по нему шлепали и текли вниз капли, и улица была видна сквозь зыбкий глянцевитый туман.

Автобус тронулся.

– Мы отправляемся с вами в путешествие по Москве революционной, – сказала в микрофон молодая женщина на переднем сиденье. Она была похожа на учительницу Майю Константиновну, только волосы у нее были не зачесаны гладко со лба, а вообще не причесаны, распущены по плечам. – Мы побываем у Кремля, и я вам расскажу о его штурме в семнадцатом году, мы побываем на Советской площади перед зданием Моссовета, на площади Восстания, в музее Красной Пресни…

Автобус, тяжело и мерно работая мотором, мчал по воскресным улицам. Володька, прилипнув к окну, напрягал зрение, вглядываясь в то, что за окном, и было все это разочаровывающе. Он впервые ехал по Москве не на метро, впервые видел ее так много, и она была не такая, какой он себе ее представлял. Там у себя в селе она представлялась сплошь из высотных, многоэтажных, белых, похожих на гигантские паруса домов, а тут тянулись и тянулись целые улицы каких-то двух-, трех– и даже одноэтажных домишек, какие-то заборы, пустыри, какие-то приплюснутые к земле торговые лавки.

– А теперь посмотрите. А теперь пройдемте. А теперь снова зайдем в автобус и поедем дальше, – говорила девушка. Володька смотрел, шел и снова садился, и все это было в его сознании не Москвой, а просто домом, просто площадью, просто улицей. Из села чудилось, что в Москве все как-то не так, все по-особому, он не мог бы объяснить, как это – по-особому, но вот по-особому, да и все, вроде как каждый дом, каждая улица, каждое дерево должны были говорить своим видом: я – Москва; а тут все было по-обычному. Ну, город, конечно…

Потом, когда автобус повернул обратно в общежитие, он сошел у метро и поехал к братану.

С тех пор как Генка свел его в училище и помог оформить документы, Володька его больше не видел. В тот день, когда приехал, ему казалось, что теперь они станут с Генкой видеться каждый день, жить как быодной жизнью, но выяснилось, что от Измайлова, где стояло общежитие, ехать до Генки чуть не полтора часа, да начались занятия, да собрания, да субботники, да в школу начал ходить – так за две эти недели дальше трех своих ближайших улиц никуда и не выбирался.

Дверь Володьке открыл сам Генка.

– А-а, – сказал он, стоя на пороге и почесывая почему-то, словно бы в раздумье, за ухом. – Володька! Привет… – И отступил в сторону. – Ну, проходи. Лизка! – крикнул он в комнату, дверь в которую была тут же, в шаге от них. – Иди знакомься, братан мой прикатил.

Девушка, вышедшая в прихожую, была в пальто, и только тут Володька заметил, что и Генка в уличной куртке из кожзаменителя.

– Привет, – сказала девушка. – Вот, значит, и знакомы. А то в тот раз я на работе была…

– 3драсьте, ага, – сказал Володька, тряся головой и улыбаясь. – А вы че… идете куда, че ли?

– Да вот… – снова почесал за ухом Генка. – Мы вообще, понимаешь, в кино, билеты куплены…

– О-ой, я слышу, кто-то пришел! – громко сказали с кухни, и оттуда вышла, вытирая руки о фартук, Генкина теща, с которой Володька был уже знаком.

– 3драсьте, теть Маш, – снова потряс он головой. – Это я. На экскурсию нас возили. А Генка с Лизкой че, в кино, да? – словно не поверил братану, сказал он зачем-то.

Теща сняла фартук и повесила на ручку кухонной двери.

– Так мы все в кино. Гена вон билеты принес. А ты что же без звонка-то. Телефон-то наш на что у тебя? Вот ушли бы сейчас – так и вообще не застал бы.

– Да, Володька… ты звони, – отводя глаза в сторону, пробормотал Генка. – Мало ли что… это не в селе у нас. Ну что… Ну что будем делать? – посмотрел он на жену.

– Может, Володя с нами в кино пойдет? – предложила она. – Очень, Володя, интересный фильм, мы так на него собирались. Генка сегодня утром час в очереди отстоял.

– Дак а мне че… пойдем, – согласился Володька.

Но вообще ему хотелось есть, и когда ехал сюда, то надеялся, что как раз угодит к обеду. Утром он в столовку не ходил, отсыпался, и сейчас живот у него подводило.

Ну, там в буфете чего куплю, решил он. Раз всей группой они уже ходили в кино, и он знал, что там бывают буфеты.

По-прежнему на улице моросил дождь, было серо и неуютно.

– Ну чего, – сказал Генка, когда они уже стояли на автобусной остановке, – в школу записался?

– 3аписался. – Володька был без кепки, и волосы ему здорово намочило. Онпровел по ним рукой и стряхнул воду вниз. – Хожу уже. Все путем.

– Ну вот, хорошо, – сказала Генкина жена. – А ты еще думал там у себя – ехать, не ехать.

– Тоскливо че-то, – пробормотал Володька. – Я думал, в Москву приеду – весело как-то будет.

Все засмеялись: и Генка, и жена его, и теща. Теща мотала из стороны в сторону головой в жестком болоньевом платке и держалась рукой за грудь.

– Это как это так… весело? – спросила она.

– Ну как – как… Весело. Че еще. Не знаю.

– А как тут, в Москве? – спросила Генкина жена.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары