Через Москву проездом

Он снял плащ, переобулся и вышел в коридор.

На всхлоп двери выбежала из служебной комнаты с надкусанным бутербродом у рта коридорная.

– Свалилось чего? – строго спросила она Тугунина.

– Господь бог с неба, – ответил он, проходя мимо.

На Юлином этаже коридорная проводила его до номера долгим подозрительным взглядом. Прошлые дни Тугунин не позволял себе подниматься сюда; он выходил на улицу и, позвонив из автомата, просил позвать ему Юлию из пятьсот пятнадцатой.

Юля выскочила к нему на стук уже переодетая, со светящейся на лице улыбкой готовности.

– Ну, и это причина, чтобы расстраиваться?! – блестя глазами, весело сказала она, когда он сообщил ей, что старик никуда не уезжает. – Ну и пусть не уезжает. Доставай в кино три билета. На ближайший сеанс.

Тугунин спустился к себе в номер, оделся и вновь вышел на улицу. В «Космосе», кинотеатре поблизости от метро, только что начали продавать броню. Он встал в очередь, и ему досталось – какие-то последние билеты, хороший ряд, боковые места.

Коридорная на Юлином этаже быстро оглядела его и увела глаза в сторону.

Тугунин отдал Юле билеты и хотел уйти.

– Зачем? – схватила она его за руку. – Нечего. Прямо и заходи.

Тугунин зашел. Юлины соседки все сидели наготове и тут же поднялись, стали одеваться, кидая в его сторону снисходительно-смешливые взгляды, и спустя минуты полторы в номере никого из них уже не было.

– Ну вот, часа два, по крайней мере, у нас с тобой есть, а? – сказала Юля, забрасывая ему на шею руки.

– И как тебе удалось? – спросил он.

– Ловкость рук – и никакого мошенства, – сказала она с видом послушной, примерной ученицы, довольной похвалой за отлично выполненное домашнее задание.

– И ничего… стыдно не было? – Он запнулся, подумал было – не надо, и все же задал этот вопрос.

– Не-а, – помотала она головой, все так же не размыкая рук у него на шее. – А чего стыдиться? – И пустила свой короткий смешок: – Что естественно, то прекрасно.

– А мимо дежурной я тут фланировал туда-сюда?

– Тоже все в порядке, – тем же горделивым тоном примерной ученицы ответила она. – Ты же меня учил.

– Что, в самом деле? – спросил он, вспоминая взгляд коридорной.

– В самом деле! – отозвалась она.

«Оторва, ну, однако, оторва!.. – с изумлением, с тою же мозжащей, режущей болью где-то над ложечкой, что тогда на Горького, когда вышли из Центрального телеграфа и она принялась рассказывать ему о какой-то своей, как в книгах, истории. – Оторва, ну, однако, оторва!..» –обдало Тугунина и долго, не затухая, отдавалось и отдавалось в нем.

Но и опять, несмотря на эту боль, было ему головокружительно, бестелесно и пронзительно с ней.

6

– Ну все, все тип-топ, я ж говорил, – сказал начальник отдела, встречая Тугунина. Он пожал ему руку и, похлопывая по плечу, усадил на стул возле своего стола. – Вот! – поднял он со стола и перекинул Тугунину его бумаги. В левом углу докладной была торопливым, неразборчивым почерком начертана резолюция заместителя начальника главка.

– Да я у него ничего тут не разберу, – сказал Тугунин. Однако то, что резолюция положительная, – это он уловил.

– Не разбираете – тогда возвращайте, – протянул руку за бумагами начальник отдела. – А нам, подчиненным, разбирать положено, мы разбираем. В общем, все, никаких дополнительных встреч-разговоров не нужно, можете возвращаться, мы тут соответствующий приказик доработаем, подпишем – и через месяц получите. Довольны?

– Доволен, как же не доволен. – Тугунин, улыбаясь, даже потер в азарте руки. – Теперь наша лаборатория завернет…

– Смотрите, заворот кишок не получите, – пошутил начальник.

– Наоборот. Теперь уж вот, со средствами, не получим, – радостно отшутился Тугунин.

И, однако же, радость была какая-то вялая. Словно бы он перетерпел в ожидании ее – переждал, и потерял уже к ней всякий интерес и вкус.

Он понял, в чем дело, придя в кассы «Метрополя» покупать билет. В кассах «Метрополя» продавали билеты за сутки и более, и билет можно было взять и на завтрашний вечер, и на послезавтрашний, командировку ему отметили бы по билету – на какое число сумел достать.

Но он не знал, на какое же число брать. Юле оставалось еще четыре дня; если задержаться на четыре, у него выходил с командировочным сроком перерасход в двое суток – но это было не страшно, никто с ним за этот перерасход ничего не сделал бы, накинули бы эти двое суток, и все. Дело было в другом – Тугунин никак не мог решить, задерживаться ли на эти четыре дня, или нет. И вообще не мог он решить, как ему быть, как ему поступить с Юлей, не мог понять себя, весь словно рассыпался на груду винтиков, болтов и прочих железяк, и ни чертежа, ни схемы, ни приблизительного эскиза, чтобы собрать. И все подавливало, подсасывало в груди – боль не боль, черт знает что такое, но орать временами хотелось от этого.

Очередь его подошла, он уже сунулся с головой в окно – и извинился, пробормотал какую-то невнятицу в оправдание, быстро пошел к широким стеклянным дверям и вышел.