Через розовые очки

И не посмела. Любовь, конечно, случилась, но все было так добропорядочно, обстоятельно, запрограммировано. Только и посмела, что схулиганничать. Когда закурили, она сказала: " Совсем мы, мой милый, поизносились. Я все хотела у тебя спросить, завел ли ты часы." Фридман всполошился — какие часы, где часы? У Стерна, в романе про Тристрама Шенди, от его имени и ведется рассказ. Действие идет во всю прыть, но герой романа все никак не может родиться. Наконец, с трудом, в плотное полотно текста всунулась тема зачатия. Здесь уже недалеко и до рождения. Зачали родители героя по недомыслию. Они были очень благоразумные люди. Любовь у этой пары случалась по расписанию раз в месяц и совпадала с важным делом — в этот день, тоже по расписанию, заводились часы. А здесь из‑за каких‑то неурядиц в доме про часы и забыли. И вот в момент соития, презрев все законы страсти, супруга вдруг спросила :"А не забыл ли ты, милый, завести часы?" Супруг так перепугался, что соитие кончилось беременностью.

Фридман внимательно выслушал рассказ, развеселился, но через минуту уже сопел в подушку. Где же здесь парик снимать?

Мука ожидания, ее знают все. Вертящийся телефонный диск вводил Фримана в состояние прострации, она боялась, что, в конце концов, он жахнет по телефону чем‑нибудь тяжелым. В наше время всем свойственно одушевлять предметы и делать их, безвинных, носителями зла. В конце концов, Лидия Кондратьевна усадила Фридмана на диван, подушку положила, может, соснет с дороги, поставила на стул пепельницу, включила телевизор, а сама ушла на кухню единоборствовать с телефоном.

Фридман действительно задремал, когда с кухни раздалось громоподобное:

— Я дозвонилась!!

Он вскочил с дивана, не понимая, где находится, ужасно ныло плечо, которое отлежалось от неудобного положения. С кухни доносился Лидин голос:

— Почему не можешь сказать? Что значит — перезвоню. Когда?

Шурик перезвонил как и обещал — через пятнадцать минут. Оказывается, он не хотел говорить из банка, потому что его кабинет прослушивается. А номер мобильника он только что поменял, поэтому чувствует себя в относительно безопасности.

— При чем здесь твой мобильник? Зачем мне надо знать в эту минуту, что ты номер поменял? Где Даша?

— Тетя Лида, мой мобильник — не тема для обсуждения. Вы спросили, я ответил.

С Шуриком говорили по очереди, говорили долго, уточняя каждую деталь, задавая вопросы дельные, а иногда совсем нелепые. Сущность случившегося умещалась в одной фразе: " Я сказал ей, чтобы она немедленно сматывалась с Пригова переулка, потому что там опасно", но Шурик готов был пятьдесять раз повторять одно и то же. Он опять чувствовал себя героем. Кажется, и не сделал ничего значительного, но судьба выдала ему шанс показать себя порядочным человеком, он шансом воспользовался и этим полностью реабилитировал себя не только в собственных глазах, но и в теткиных.

— Насколько я понял, она была в больнице, — орал натужно Шурик. — Нет, напрямую ничего, только намек. Но я понял также, что из больницы ей удалось бежать. С чем лежала? Не знаю. Может, воспаление легких, а может, ветрянка. Не в этом суть. Мир не без добрых людей. Что? Я говорю, не без добрых людей.

— А сейчас‑то где Даша?

— А я почем знаю. Оно и хорошо, что не знаю. Мне не звоните. Если что, я сам позвоню. Да успокойтесь вы! Чует мое сердце, что она в безопасности.

Бледный, мокрый, совершенно обессиленный Фридман с трудом добрался до дивана. Лидия накапала в рюмку валокордин. Он безропотно выпил, крякнул, словно спирт принимал. Взгляд его на мгновение осоловел.

— Ну, рассказывай теперь все. Ты же скрыла от меня главное, верно? Почему твой племянник все время повторял :" Я, теть Лид, теперь перед вами чист"? А камнями тетушкиными ты от меня откупиться хотела, да?

— Клим! Одумайся, что ты говоришь?

— Да ладно, чего там…

И бедная Лидия Кондратьевна поведала обо всем, и про предательство Шурика, и про то, как Дашу бандиты искали.

— И ты все это знала и ничего мне не рассказала. Девочка лежит в больнице, а ты мне пишешь, что все хорошо.

Несправедливо было говорить ей такие слова, но в голосе Фридмана звучала такая кромешная мука, что стыдно было объяснять и оправдываться. И не Лидию корил он в первую очередь, а себя. Подставил ребенка, а сам скрылся в райские кущи.

— Ты что, думаешь, ей там почку вынули? Такие операции делают совсем в других местах. И потом, ты же получил от Даши письмо. На штемпеле — июнь… Она пишет про Крым… — лепетала Лидия Кондратьевна.

— Какая почка! — простонал Фридман.

Не мог же он сознаться Лидии, что сам думал то же самое, и тут же одергивал себя — старый дурак! Только деньги, живые деньги нужны были темным охотникам, деньги, полученные не через призрачный медицинских бизнес, а через шантаж, взятку, грабеж и убийство. Видно мало он в своих деревенских просторах смотрел телевизор, а то бы ему с экрана внятно объяснили современную мораль, да еще бы и по плечу похлопали, мол, так держать, товарищ Фридман, плохо тебе — иди торговать или убивать, третьего не дано.