Через тернии - к звездам. Исторические миниатюры

Кауфман разговаривал с ханом от имени русской армии.

– Так вот, – сказал он, раскуривая “пажескую” папиросу (короткую, как ружейная гильза), – нравится вам это, хан, или не очень нравится, но мы, как видите, все-таки пришли навестить вас в “недоступной” Хиве, где вы так приятно кейфовали в благодатной тени своего прелестного сераля…

– Такова воля Аллаха, – отвечал хан в тупой покорности.

– Нет, хан! – отверг эту божественную “версию” генерал. – Аллах смеется, глядя на вас, ибо вы и ваша коварная политика были главной причиной нашего появления в Хиве.

Хан, не вставая с колен, еще ниже склонил голову, и ослепительное солнце пустыни било теперь прямо в толстый, как бревно, багровый затылок. Он сказал в заключение так:

– Я знаю, что поступал очень скверно по отношению к России, но… отныне я обещаю слушаться только русских начальников. Пророк предсказал, что Бухару засыплет песком, а Хива исчезнет под водой, но Аллах не знал, что мне придется стоять на коленях перед вами, пришедшими из заснеженных русских лесов.

Свободно опираясь на ружья, загорелые и усталые, с презрением взирали на ханское ничтожество солдаты – ветераны Мангышлака и Каракумов, Геок-Тепе и Красноводска (этих героев пустынь можно видеть и сейчас – в музеях страны, они смотрят на своих потомков с правдивых и красочных полотен Верещагина)!

Русский солдат не шел туда, где его не ждали.

Он шел туда, где его желали видеть как освободителя.

Он вел борьбу не с казахами, не с туркменами, не с узбеками.

В знойных пустынях русский солдат свергал престолы средневековых деспотов – ханов, султанов и беков, всю эту мразь и нечисть, что осела по барханам со времен Тамерлана.

И мы не забудем своих прадедов, которые в жестоких лишениях создавали Россию как великое многонациональное государство!

Музы города Арзамаса

Никогда я не был в Арзамасе, а – ж а л ь…

В старину, приписанный к Нижегородской губернии, этот город считался “гусиной столицей” России; вокруг Арзамаса, в долине реки Теши, все было белым-бело от пасущихся там неисчислимых гусиных выводков. Большой и на диво жирный гусь считался символом города, недаром же, когда Пушкина принимали в общество “Арзамас”, его во время застольных речей заставили держать в руках мороженого арзамасского гуся.

Что делать, видно, мне

кибитка на Парнас,Но строг, несправедлив ученый Арзамас…

Лежащий на Большом Московском тракте, ярко полыхающий золотыми куполами церквей, обильно изукрашенных, Арзамас был знаменит храмами, как и своими гусями. Писатель граф Соллогуб писал: “Много я видел церквей в Москве, но в Арзамасе, кроме церквей, ничего не видел”. Это преувеличение! Город был интересен сам по себе, он вел торги даже с Европой, славился ремеслами обывателей, среди ампира дворянских особняков нерушимо вросли в землю тяжкие хоромы купцов, город постоянно пребывал в торговом оживлении, к услугам приезжих в Арзамасе насчитывалось около сотни гостиниц и постоялых дворов, украшенных еловыми ветками…

Кстати, в популярной повести того же графа Соллогуба “Тарантас” есть примечательный диалог его героев:

“ – У меня в особенности замечательно собрание картин.

– Итальянской школы? – спросил Иван Васильевич.

– Арзамасской… у меня целая галерея образцовых произведений славных арзамасских живописцев”.

Значит, над храмами Арзамаса взлетали не только вороны и голуби, но когда-то порхали и музы; не только чванливый Петербург, но даже русская провинция имела свою “академию”.

Известно ли тебе, читатель, такое имя – Александр Васильевич Ступин? Имя, достойное нашей памяти…

Вряд ли мы доищемся до истоков происхождения Ступина, если он сам, кажется, не ведал своих родителей. Ему хотелось верить, что он – дитя неосторожной любви некоего Борисова и дочери какого-то “воеводы” из Костромы. Но, если говорить честно, я более склоняюсь к иной версии. Ступин порожден в грехе молодой игуменьей Марией, которая в одну из душных ночей отворила свою келью для чересчур пылкого арзамасца. “Буйный был характером, – вспоминали о нем в городе. – Ночью приедет в обитель, стучит, ругается… в храме он орал на монахинь, сильно они его пугались – по углам прятались”. Я пытался установить мирское имя этой игуменьи, по дневнику В. П. Шереметьевой вышел на Марию Петровну Блохину, урожденную Алмазову, но потом стал сомневаться в своих догадках…

Ладно! Пусть этим вопросом занимаются краеведы, а мое дело рассказывать то, что я знаю. Поверим на слово самому Ступину: “Мать моя скончалась во Владимире, оставив меня 3-х лет совершенным сиротою, и я был зачислен в мещанское звание…” Дитя любви пристроили в семью арзамасского мещанина Василия Ступина и его жены Анисьи Степановны. Названый отец, видно, был гулякой: он оставил семью на бобах и ушел в солдаты, следы его навсегда затерялись, и Бог с ним! Безграмотная, но сердечная Анисья Степановна прижала к сердцу приемыша:

– Не горюй! Я тебя, миленький, не оставлю.