– Делать недорогой, но качественный ремонт. Людей с низким и средним достатком в разы больше, чем состоятельных. В ремонт можно закопать любое количество денег, но далеко не факт, что это сильно скажется на итоговом результате и обеспечит более высокую доходность.
В результате самый первый и самый успешный личный проект лег в основу модели бизнеса, который мы с партнером упаковали и стали предлагать инвесторам. Всего за шесть лет проект по расселению коммуналок в центре Питера, со скрипом продававший 30 апартаментов в год, вырос до федеральной компании с объемом привлеченных инвестиций, превышающим 6 миллиардов рублей. При этом не могу не поделиться несколькими интересными цифрами:
– инвестиционно-строительная компания InREIT (
– на продажу первых шести студий понадобилось шесть месяцев;
– уже в следующем году продажи достигали 30 студий в месяц;
– каждый год, начиная с 2019-го, минимум раз в год компания была на грани банкротства и завершения своей деятельности;
– 200 миллионов рублей – потенциальный убыток, который с высокой долей вероятности мог накрыть мою компанию;
– 60 миллионов рублей – перерасход по одному из проектов редевелопмента;
– три допроса в ОБЭПе;
– четыре – в Следственном комитете;
– два обыска в доме и в офисе;
– 14 визитов СК в отели с выселением всех жильцов и опечаткой объектов;
– 16 миллионов рублей – цена закрытия вопроса по трем вышестоящим пунктам;
– четыре килограмма кокаина обнаружили у наркоторговца в одном из наших отелей сотрудники отдела по борьбе с наркотиками;
– при этом каждые два года компания росла в два раза.
Об этом я и расскажу в книге.
Глава 1
В деревню, в глушь, в Воронеж
Мой поезд, как зеленая ленивая гусеница, неуклюже полз по рельсам, подъезжая к Воронежу. Я с замиранием сердца и плохо скрываемой радостью смотрел в окно купе и узнавал полустанки, домишки и перелески, которые совсем не изменились за прошедший год.
Вот наконец наш локомотив издал протяжный басовитый гудок, и состав начал неторопливо вползать на платформу Воронежа. Я приник к стеклу в ожидании увидеть бабушку и дедушку. Очень по ним соскучился за длинный скучный учебный год и предвкушал три отличных летних месяца в деревне. Конечно, я увидел родные лица еще до того, как поезд остановился. Схватив сумку, первым ринулся в тамбур и пулей вылетел из вагона, едва проводница открыла дверь.
– Внучок, какой же ты худющий! – привычно заголосила бабушка, заключая меня в объятия. И я понял, что и в это лето меня будут откармливать как на убой.
– Здорово, Кирюха! Возмужал! – дед крепко пожал мою руку, но потом тоже сгреб меня в охапку.
Мы быстро миновали вокзальную толчею и добрались до дедовской гордости и моей тайной мечты – мотоцикла ИЖ «Планета-3». Раньше у деда было сразу два железных коня. В его гараже стоял еще и «Урал», но его на семейном совете пару лет назад решили продать.
Дед уселся за руль. Я, ухватившись за его худую крепкую спину, устроился позади него, а бабушка с багажом заняла свое место в люльке. Дедушка нажал ногой на кикстартер[1]
, тут же повернул ручку газа. Наш ИЖ уютно затарахтел, и мы двинулись в деревню.Это была даже не столько деревня, сколько небольшой и очень уютный провинциальный городок: одна церквушка, один хлебозавод и местный променад, где стояли четыре или пять «настоящих» магазинов. Все остальное – патриархальные деревянные домишки или добротные типовые кирпичные особняки. И, конечно, центр, гордость всего поселения – местный базар, где можно было купить что угодно, начиная от продуктов и заканчивая козами, пуховыми платками из их шерсти, кассетами, стройматериалами и автозапчастями. Каждую субботу сюда съезжалось население – от мала до велика – со всей округи.
Вообще-то я живу с мамой и папой в Ленинграде на проспекте Наставников. И хотя это исторический район города – Ржевка-Пороховые[2]
, нас, увы, окружают такие унылые названия проспектов, как Ударников, Энтузиастов, Энергетиков и Индустриальный. Дом у нас тоже не с атлантами и кариатидами, а типичная панелька 81-го года постройки. То есть наша квартира всего на год старше меня. Да, я родился в год московской Олимпиады, и таких, как я, потом стали называть «олимпийскими мишками».