Через три океана

До сих пор попадания приходились, главным образом, на переднюю и среднюю части судна. Но небольшой 75-миллиметровый снарядик, прилетевший с левого борта и разорвавшийся в корме, натворил много бед. Разорвавшись о тумбу правого 37-миллиметрового орудия, находившегося на заднем мостике, он снес орудие за борт, пустил веером в разные стороны осколки, взорвал ящик с патронами, перебил много народу и произвел пожар. Уже загорелся и грозил взорваться другой ящик с патронами. Тяжело раненный в руки и ноги Борисов ползком добрался до него и вытолкнул за борт. Перед тем Борисов стоял часовым под флагом. Его ранило, а винтовку вырвало из рук и превратило в нечто неузнаваемое: от деревянных частей винтовки остались только жалкие щепы, а дуло, замок были частью пробиты, частью изогнуты спирально, дугообразно, так что ружье и узнать было нельзя.

Наш широкий новешенький кормовой флаг, весь превращенный в жалкие лохмотья, сбиваемый в течение боя шесть раз, теперь снова лежал на палубе, и подоспевший лейтенант Старк тотчас же скомандовал своим резким металлическим голосом, спокойно как всегда:

- На флаг! Флаг поднять!

Но теперь это не так легко было сделать: все концы были оборваны, и флаг на гафеле пришлось поднять по иному (на эренс-талях). Туда под огнем полез боцман Козлов. У трех 6-дюймовых орудий в корме было убито два комендора, ранено 13 человек, один смертельно. Лихой первый загребной на командирском вельботе матрос Полстенко последовал за своим командиром. Стоявший рядом с Борисовым на заднем мостике дальномерщик Храбрых отделался удивительно счастливо. Воздушная волна сбросила, было, его за правый борт. Судорожным движением он ухватился по дороге за какой-то штаг и висел уже за бортом. Обратный размах судна вследствие качки заставил его, уже обессилевшего, отклониться в другую сторону и упасть не в воду, а на палубу. Сильно оглушенный (разрыв обеих барабанных перепонок), полуотравленный газами, он спустился вниз в кают-компанию, малость отдышался и пошел обратно в строй, но уже никуда не годился, молол вздор и производил впечатление человека рехнувшегося. Рехнешься при этаких обстоятельствах!

Командовал этими орудиями лейтенант князь А. И. Путятин. Его тяжело ранило в бок, свалило. Кто-то на скорую руку кое-как забинтовал его повязкой из индивидуального пакета. Он остался в строю до конца боя и на перевязочный пункт явился лишь в 12 часов ночи, совершенно обессилев от громадной потери крови.

Все раненные офицеры, за исключением мичмана Яковлева, остались на своих постах, воодушевляя команду. Около четырех часов, в то время как суда разошлись галсами, и стрельба на короткое время затихла, палубы обошел новый командир вместе со старшим артиллерийским офицером. Команда не нуждалась ни в каких воодушевлениях. Это были те же лихие аврорцы, каких мы уже привыкли видеть на всяких авральных работах. А бой был - та же погрузка угля, погрузка, во время которой аврорцы проламывали себе головы, стараясь как всегда быть первыми. Не хватало лишь обычной музыки, нашего любимого "янки дудль".

- Спасибо, братцы! Хорошо стараетесь! Молодцы! - говорил Небольсин. Цельтесь только как следует, не торопитесь!

По всем палубам гремели лихие, бодрые ответы. Лейтенант Прохоров, который по старшинству должен был вступить в исполнение обязанностей старшего офицера, по приказанию командира остался на своем посту при управлении судном и сменился лишь в полночь, то есть с начала боя до 12 часов стоял бессменно. По настоящему должен был вступить на вахту князь Путятин. Он и явился, и остался в боевой рубке, но был настолько слаб, что корабля вести не мог.

Рядом с Прохоровым на переговорных трубах стоял младший штурман Эймонт, а у телефона (по собственному желанию) раненый Берг. Последний мог действовать только одной рукой. Без фуражки, весь в крови, сильно продрогший, ослабевший и от холода и от потери крови, он представлял собой жалкую фигуру. Его насильно заставили идти на перевязочный пункт, откуда он вернулся тотчас же и оставался на телефоне до позднего вечера. Наконец, совсем закоченев, спустился в кают-компанию и сидел там в состоянии полнейшей апатии, слыша крики "пожар" и не будучи в состоянии пошевельнуться. Старшим офицером на время боя был назначен старший минный офицер лейтенант Старк, в силу своей специальности более свободный. Под его руководством тушились пожары, заделывались пробоины, чинились досками пробитые дымовые трубы, пополнялась убыль прислуги, убирались убитые, смывались следы крови. Лейтенант Ильин и мичман Щаховский деятельно заделывали пробоины и исковерканные осколками и не закрывающиеся вследствие этого полупортики, откуда каскадами хлестала вода.

Собравшись по правому борту, она увеличила и без того уже существовавший крен. Ее вычерпывали ведрами, а пробоины заделывали досками, брезентами, чемоданами, упорами. Команда работала с радостным увлечением и безукоризненно.