Через три войны

Буденный нас ожидал. Зотов доложил ему наши соображения, упомянув о неподходящей погоде.

- А я считаю, погода самая подходящая для нашего наступления, - сказал Семен Михайлович. - Обеспечит нам внезапность. Надо полагать, беляки нас не ожидают, а мы им как снег на голову свалимся.

Говорил Буденный убедительно. Взвешивая все "за" и "против", он подробно изложил нам план предстоящей операции.

- Наступать надо завтра же утром, при любой погоде, - заключил Семен Михайлович.

Больше всего Буденного беспокоило, успеем ли мы передать приказ, чтобы все части корпуса подготовились к наступлению.

Решили, что в 11-ю дивизию и в бригаду Колесова поеду я, в 4-ю Потапов, а Семен Михайлович со штабом будет находиться на левом фланге, в главной группировке.

Было очень поздно, когда я вернулся из штаба. Ординарец ожидал меня с ужином.

- Не до ужина, готовь лошадей, выезжаем в 11-ю дивизию.

- В такую-то стужу? Да ведь до одиннадцатой верст сорок.

- А хоть бы и сто! Нужно ехать.

- Мне что, я готов. Пока вы покушаете, лошади будут готовы.

Ночью я со взводом охраны выехал из Стадницы, где был штаб корпуса. Снежная метель продолжала свирепствовать, мороз крепчал. За околицей села бойцы еще раз проверили седловку копей, а я тем временем уточнил по карте маршрут.

Двигаясь переменным аллюром, мы в точно намеченный срок добрались до штаба 11-й дивизии.

Когда я вошел в штабную избу, с головы до ног облепленный снегом, все а здесь собрался весь командный состав дивизии - удивленно посмотрели на меня.

- Вы из штаба Буденного? - спросил начдив Матузенко.

- Так точно! - Я еле шевелил языком, долго потирал замерзшие руки и наконец вытащил пакет с приказом о наступлении.

Матузенко быстро пробежал его глазами, удивленно взглянул на меня, потом вслух прочел приказ находившимся здесь комиссару дивизии Озолину, комбригам Маркозашвили, Подмозко, Патоличеву и Колесову.

- Все будет в порядке, Тюленев, так и доложите товарищу Буденному, сказал Колесов после оглашения приказа, обращаясь ко мне как к старому знакомому.

- А я не собираюсь уезжать, мне приказано остаться с вами.

Комбриги получили боевую задачу. Замысел операции был прост: атаковать противника с юга и севера, окружить и разгромить в районе станции Касторная.

Расходились далеко за полночь. Мне отвели квартиру для отдыха, но я с удовольствием принял приглашение комиссара Озолина и пошел к нему.

Квартировал комиссар дивизии в бедной крестьянской хате. Мы с удовольствием растянулись на охапке душистого сена, брошенного ординарцем прямо на пол. Усталость после трудного пути давала себя знать, слипались веки, но мне хотелось поближе познакомиться с Озолиным, поговорить с ним, поподробнее расспросить о боевом и политическом состоянии дивизии.

Как будто отвечая на мой вопрос, Константин Иванович сказал:

- Дивизия крепкая!.. Много бойцов служили в царской коннице. Кавалерийское дело знают и любят. Коммунисты и комсомольцы есть в каждом полку, они задают тон. Немало добровольцев из рабочих, откликнувшихся на призыв партии: "Пролетарий - на коня!" Многие командиры воевали еще в красногвардейских отрядах. Так что сила вполне надежная! Да что я расхваливаю? Завтра сами увидите дивизию в бою. - Озолин помолчал, заложил руки под голову и, вспоминая недавнее, продолжал: - Перед выступлением на фронт мы во всех полках провели митинги. Вы не представляете себе, как ликовали бойцы, когда мы сообщили им, что наша дивизия вливается в состав конного корпуса Буденного. Земля дрожала от восторженного "ура". По одному этому можно судить о настроении наших бойцов. Я уверен, что одиннадцатая дивизия не посрамит боевой славы буденновцев!

- А скажите, Константин Иванович, - спросил я, - мороз не устрашит ваших бойцов?

- Нет, мороз для нас не помеха. Бойцы хорошо обмундированы, - ответил он и как бы в доказательство протянул мне свой суконный шлем: - Настоящий буденновский...

Постепенно наш разговор перешел на личные темы. Далеко за полночь Константин Иванович задремал, а я еще долго лежал и думал об этом человеке, испытавшем столько невзгод за свои 26 лет, но сохранившем крепость духа.

Родился Озолин в семье рабочего Либавского порта. Жила семья бедно. В шесть лет Костю отправили в деревню к дяде, который сам батрачил на барона. Через два года мальчик вернулся и стал обучаться переплетному ремеслу, а по вечерам учился грамоте. В революцию 1905 года, когда отец и его товарищи рабочие сражались на баррикадах, 12-летний Костя по их заданию расклеивал и разбрасывал прокламации.

Много переживаний и потрясений принес Константину 1914 год. В то время он работал подмастерьем-мукомолом в имении Грендсгоф Добенского уезда. Здесь он полюбил дочь арендатора мельницы Ирину. Девушка отвечала взаимностью, но ее отец и мачеха и слышать не хотели о браке. Тогда молодые люди убежали без родительского благословения. Поселились они в Тукумском уезде, где Озолин, считавшийся уже квалифицированным мукомолом, получил место мастера на мельнице акционерного общества.