Через Урянхай и Монголию

Глядя на маймачен, на его искривлённые, тесные и пустые улочки, бегущие в разные стороны, почерневшие стены оград, в которых яркими пятнами выделяются порой богато украшенные резьбой ворота, на маленькие кумирни, где перед статуями карикатурных божеств постоянно горят лампы, глядя на огромное (семь километров длиной и почти полтора шириной) скопление тёмных стен и частоколов, среди которых только кое-где виднеются высокие мачты, признак правительственных зданий, создаётся впечатление, что кишеть там должно от людей, бурлить, как в огромном муравейнике, в это время маймачен почти светится пустырями и всюду за базаром господствует гробовая тишина. Казалось, что это одна из хорошо сохранившихся развалин, так часто встречаемых в Монголии, можно было подумать, что это недавно разыгравшиеся военные события сделали безлюдным этот городской район.

Но это не так. В маймачене живут шестьдесят тысяч китайцев, но жизнь их протекает внутри домов, отгороженных друг от друга и улиц высокими частоколами и стенами. Китаец, одетый в свой длинный чёрный халат, в войлочные домашние туфли, быстро пересекает улочку, боязливо, как какой-то тёмный призрак, и исчезает одинаково быстро в воротах.

В самом конце маймачена, на большой площади, окружённой кое-где стеной, находится китайское кладбище. Однако это место не является местом вечного упокоения в европейском понимании. Согласно китайскому обычаю, каждый китаец, умерший на чужой земле, должен быть похоронен на родине, поэтому кладбище в Урге является только временным складом покойников, которые должны быть отосланы в Китай. Лежат здесь всегда несколько грубых невзрачных или ярко окрашенных ящиков с останками. Караваны мертвецов бывают отсылаемы только тогда, когда наберётся значительное число покойников, потому что стоимость одиночной высылки была чрезвычайно высока. Поэтому можно себе вообразить, какая страшная вонь присутствовала на кладбище, потому что ящики с заключёнными внутри разлагающимися трупами ожидали транспорта, лежа всё время на поверхности земли, подверженные воздействию окружающей атмосферы.

Во время моего пребывания в Урге, на китайском кладбище лежали несколько десятков ящиков, содержащих жертв войны, которые, наверное, долго должны были ожидать тысячекилометрового путешествия через степи до границ «Срединного Царства».

Иначе выглядит монгольское кладбище.

Им является достаточно большое ущелье, удалённое от города, широкое, окружённое холмами, где в ямах и пещерах обитают псы-грабители. Вся поверхность ущелья завалена тысячами человеческих костей, черепов и различными вещами, сложенными там вместе с умершими. Как уже прежде я вспоминал, монголы не закапывают умерших, а выбрасывают их в степь, однако в Урге, очень многочисленном сосредоточении людей, такая вещь была бы невозможной из-за частых смертей, и нельзя было бы воспользоваться вышеупомянутым ущельем. Когда только немного отдаляются те, что отвозят покойника, сразу же из ям и пещер выскакивает стая полудиких псов-грабителей, и труп тотчас же бывает разорван на части и сожран.

На юге от Урги, на расстоянии трёх километров от города, на другом берегу Толы, находятся два дворца Богдо-гегена, несколько больших храмов, а также полно юрт и домов, занимаемых свитой гегена. К дворцам ведёт длинный деревянный мост, переброшенный через Толу, текущую здесь несколькими широкими руслами. На берегу реки со стороны города виднеются почерневшие развалины старой китайской крепости, несколько ближе — красивый дворец одного из монгольских магнатов.

Урга, перед покорением её Унгерном, выглядела, с точки зрения чистоты, строго отрицательно. На улицах, полных пыли, лежали кучи мусора, дохлые собаки, человеческий кал (подобно как в Улясутае, монголы и в Урге на самых людных улицах и площадях «садились на корточках»), а во время дождей были там озёра, полные вязкой грязи и омерзительно пахнущие.

Унгерн полностью изменил это состояние: исчезли груды мусора, подметали и поливали улицы, капризная до сих пор электростанция начала работать должным образом, решая проблему освещения улиц. Видны были утром и вечером сотни китайцев и монголов, занятых очисткой города: всяческие отбросы на улице сурово наказывались. Была запущена в работу радиостанция, проведены телефонные сети. Город освободился от нечистот и грязи, засиял порядком и чистотой.

Урга в полной мере отвечала своему названию: Да-хурэ (Большой Монастырь).