Через все испытания

В Севастополь Горновой прибыл шестого ноября и в тот же день предстал перед старшиной учебного дивизиона пограничного морского отряда Богуном. Широкоплечий, обожженный жаркими ветрами южанин, ветеран гражданской войны, он оказался его первым воинским начальником. Измерив Мишу неторопливым взглядом, словно проверяя его на прочность, Богун жестко произнес:

— Запомни, хлопец, теперь я твой отец, судья и самая верховная власть. И еще одно намотай на ус — не спеши соваться с вопросами. Язык не распускай. Для балачек у нас времени нет. А вот то, что на груди значки, хорошо. В дружбе с Осоавиахимом был? Молодчина!

Пройдя полную санитарную обработку в бане и облачившись в жесткую льняную робу, Миша сразу же попал в просторный вестибюль матросского клуба. Через несколько минут должно было начаться торжественное собрание по случаю восемнадцатой годовщины Октября. Взглянув в зеркало, не узнал себя. На него смотрел угловатый юноша в грубом обмундировании и неуклюже нахлобученной бескозырке. «Ну и моряк. Такого бы на бахчу, пугать ворон», — улыбнулся Миша.

Слушая доклад, Горновой украдкой посматривал на ребят. Какие они вез одинаковые в форме, жизнерадостные, крепкие. Пройдет немного времени, и он подружится с ними, заживет одной семьей.

Увлеченный учебой, Михаил не заметил, как промелькнули первые три месяца службы. За это время он убедился, что старшина очень строг, но всегда справедлив в этой своей непримиримой строгости. Да, малейшие попытки подчиненного вступить в пререкание пресекает беспощадно. На физзарядке никому спуска не дает. Но наряду с жесткой требовательностью постоянно заботится о курсантах, печется, чтобы они были сыты, одеты, обуты и здоровы. За стол садится после того, как накормит людей, на утреннем осмотре проверит у каждого все до последнего гвоздя в каблуке.

В день Красной Армии и Военно-Морского Флота Миша первый раз получил увольнительную записку. В новеньком обмундировании вместе с друзьями поспешил в фотоателье. А спустя неделю держал в руках целую пачку фотокарточек, выбирая, кому какую послать. «Что получше — маме, несколько штук в техникум, Белецким надо бы, а куда? — подумал он. — Попрошу маму, может, она знает. А Люсе-то девятнадцатый пошел», — промелькнуло в сознании.

С этого дня Миша стал все чаще думать о Люсе, до подробностей вспоминать те счастливые минуты, когда она приходила к нему в поле или вечером с сияющими глазами встречала у колодца. Но особенно счастливыми были дни, когда родители уезжали на базар, а они домовничали вдвоем. Люся в такие дни на правах хозяйки заставляла его делать все, что ей заблагорассудится. Конечно, ее требования были не что иное, как шалости, но Миша безропотно повиновался. Теперь он все чаще ловил себя на мысли, что с радостью исполнял бы все ее прихоти.

В последнее время Миша сдружился с курсантом своего отделения Димкой Марчуком, который тоже мечтал о командном военно-морском училище имени Михаила Васильевича Фрунзе. Оба не щадили сил, учебе отдавали каждый час, даже выходные. Получив увольнительные, ребята шли не в город, а на загородный пустырь. Там и зубрили законы физики, решали задачи по алгебре. Душевные тайны открывали друг другу в минуты отдыха.

Показывая Мише фотокарточку своей девушки, Димка не мог нахвалиться ею. Миша смотрел, а сам думал: «Люся все-таки красивее».

Как и товарищи по спецгруппе, отобранные для поступления в училище, он считал себя подготовленным и приехал в Ленинград, уверенный, что не срежется на экзаменах. Но, видно, переоценил свои силы, схватил двойку по литературе.

— Кто мог подумать, — объяснял Димке, получившему «неуд» по математике, — что сочинение дадут о раннем творчестве Гоголя.

— Брось, Мишка! Не провались на Гоголе, напоролся бы на Ньютона или еще на кого. Видал, какой конкурс? Десяток на одно место, — сокрушался Димка. — Поеду служить дальше, потом видно будет. В учителя подамся.

— Ты меня удивляешь, Димка. Думал о тебе как о человеке сильном, а ты… Давай без паники. Слышал я, что есть пограничное училище в Новом Петергофе. Махнем туда, а?

— А что, — оживился Димка, — попробуем!

Получив направление в Новый Петергоф, они, не сдавая экзаменов, через неделю сменили бескозырки на зеленые пограничные фуражки.

Было до слез жаль расставаться с морской формой, но ничего не попишешь. Не переставая заправлять гимнастерку, затягиваться ремнем, Димка спросил Мишу:

— Ну как я?

— Превосходно. Пограничная форма на тебе лучше сидит, чем морская.

Но дело было не только в форме: Димка — парень стройный, плечистый, красивый, с черной копной волнистых волос, смоляными шнурками бровей. Покрасоваться перед зеркалом, погладить свой подбородок с ямочкой было его слабостью. Влюблен в себя без меры, и это вызывало раздражение у однокурсников. Недаром они прозвали Диму «красуньчиком».