Черная акула

— И сразу ушли? Богдан Тимофеевич Штокало сглотнул и тряхнул головой. Движение далось ему с трудом. Широкая бочкообразная грудь, еще недавно обтянутая милицейским тулупом, теперь была в бинтах, сквозь которые проступали красновато-рыжие пятна.

— Да, — сипло выдохнул он пересохшим саднящим горлом. — Обедать.

— А потом? Вы вернулись в отделение, потянули дверь, шагнули в помещение и?.. Этот опер, прибывший из Ростова, раздражал сержанта. Молодой, сытый, холеный, он сидел на стуле рядом с кроватью и все спрашивал, спрашивал, спрашивал. Зачем? Что он хотел знать? Кто стрелял? Богдан даже не успел их различить. В памяти осталась только бесформенная фигура, показавшаяся ему огромной, под самый потолок, темная, безликая, с удивительно четким «макаровым» в руке. А еще желто-белые мгновенные сполохи и сильная боль в груди. И страх. Безумный животный ужас, когда он понял, что умирает.

— Не помню, — сказал Богдан.

— Но, если бы вы встретили человека, стрелявшего в вас, вы смогли бы его опознать? — настаивал следователь. — Какой он был? Высокий, низкий? Худой или толстый?

— Не помню я, — упрямо отвечал сержант. Как объяснить им, что он действительно не помнит?.. Что все в нем выгорело дотла. Все воспоминания сожрал ужас. Каким был тот, который нажимал на курок? А каким был Ясенев или Уфимцев? Каким был летчик? Пусто в его памяти, пусто. Даже лиц не осталось. Только темнота и ужас. Ужас и темнота. Запах собственного пота и пороха. Боль и смерть. И ужас. Следователь повернулся к стоящему за спиной участковому.

— Вы опросили жителей соседних домов?

— Конечно, — солидно ответил тот. — Никто ничего не слышал.

— Совсем? Такого не бывает. Участковый развел руками.

— Так первое января же. Все по домам. Праздник отмечают.

— М-да. А отец Ясенева?

— Он тоже сказал о летчике, но словесное описание дал плохое. Мокрый, раненый. Сходили в больницу. Врачиха, та, что этого летчика перевязывала, подтвердила: действительно раненый тот летчик был. Портрет тоже обсказать не может. Надо везти обоих в Ростов. Составлять фоторобот.

— Не надо, — донесся от двери жесткий скрипучий голос. Следователь и участковый дружно оглянулись. Богдан с трудом повернул голову. Стоящая у его кровати медсестра удивленно вскинула брови. Как удалось этим двоим войти столь бесшумно? Кто они? Словно услышав невысказанный вопрос, один из вошедших представился, достав из кармана удостоверение:

— Капитан Сулимо, особый отдел штаба округа. Следователь поднялся.

— Следователь по особо важным делам Карчин. Это, — он кивнул на участкового, — младший сержант Плотников. Сулимо кивнул, протянул руку для пожатия.

— Очень приятно. Второй — плечистый молодой парень — тоже шагнул вперед.

— Лейтенант Юдин.

— Это, стало быть, и есть тот самый сержант, которого ранил наш летчик? — Капитан решительно направился к кровати.

— Он самый, — подтвердил следователь. — Но еще пока не доказано, что стрелял летчик.

— Считайте, что уже доказано. На месте происшествия нашли гильзы?

— Да. Мало того, нашли и само оружие.

— Ну? — Сулимо полез в карман кителя, достал какую-то бумагу, развернул, вслух прочел номер. — Совпадает?

— Одну минуточку, сейчас сверюсь. — Следователь открыл кожаный кейс, порылся в нем, сверился с протоколом и кивнул. — Да, все верно. Совпадает.

— Держите. Это справка о том, что данный пистолет закреплен, согласно личной карточке, за Алексеем Николаевичем Семеновым, который в настоящее время разыскивается особым отделом штаба округа за убийство своего сослуживца майора Поручика. У нас есть фотография Алексея Николаевича, и, если вы не возражаете, мы сейчас предъявим ее раненому сержанту.

— Вообще-то полагается пригласить понятых…

— Ну так пригласите, — вдруг резко приказал капитан. — Давайте, младший сержант, позовите кого-нибудь из врачей! И живо! Сулимо повернулся к раненому. А Богдан лежал, боясь даже пошевелиться. Ужас, сосредоточенный до сего момента в голове, растекся, словно лопнувшее яйцо, по всему телу, заполнив собой каждую клеточку. Сержанта трясло. Он узнал капитана. И лейтенанта узнал тоже. Их лица проявились сквозь желто-белые вспышки, отчетливые, страшные, сосредоточенно-отрешенные.

…Широкоплечая фигура, сжимающая пистолет, выстрел и отблеск огня на пуговицах пальто… Богдан вздрогнул. Они пришли, чтобы добить его! Ему захотелось бухнуться с кровати и поползти к их ногам, моля о пощаде. Ужас парализовал разум. Сулимо запустил руку за отворот пальто, и Богдан закричал. Капитан обернулся. Брови его дернулись.

— В чем дело, сержант? Что случилось? Тот стиснул зубы, мелко затряс головой, прошептал едва слышно:

— Н-ничего.

— Не волнуйтесь, капитан Семенов больше не сможет причинить вам зла. Мы оставим пост у больницы. Двое наших людей будут дежурить круглосуточно. — Сулимо повернулся к следователю и пояснил: — Капитан Семенов «афганец», воевал в Чечне, ну и… — он улыбнулся скупо, — как говорят, «крыша поехала». Обидно, конечно. Семенов — классный летчик, и вот такая беда.

— Да, действительно, — поддакнул следователь.