– Да-да, входите, – послышалось из-за двери. Старший лейтенант посторонился, пропуская Максима. Тот шагнул в просторный кабинет, окинув одним взглядом ковер на полу, и массивный стол, и хорошее кресло, и свежевыкрашенные стены, и тут же улыбнулся невысокому пузатому полковнику, шагнувшему навстречу с дежурной улыбкой и протянутой рукой.
– Здравия желаю, Максим Леонидович. Проходите, проходите. «Молодец, – восхитился Максим, – не поленился ведь позвонить, спросить у девочки на воротах».
– Свободны, дежурный, – барственно взмахнул рукой Фурцев, обращаясь к старшему лейтенанту. Тот деликатно прикрыл за собой дверь.
– Ну что же, прошу, прошу. – Пузан вальяжным жестом указал на придвинутые к столу стулья. – Чем, как говорится, обязан? Максим выдержал паузу, словно решая, стоит ли принимать приглашение к беседе, затем спокойно присел, неторопливо вытащил из кейса ответ на запрос и положил его перед собой.
– Ситуация следующая, Леонид Григорьевич, – начал он спокойно и размеренно. – Сегодня утром нами получен ответ на запрос в вашу воинскую часть.
– Позволите? – спросил Фурцев, подаваясь вперед и протягивая руку к телеграмме.
– Конечно. – Максим дал ему возможность пробежать написанное глазами, хотя был уверен, что тот прекрасно помнит текст.
– Так, – кивнул полковник. – И что же вас, Максим Леонидович, взволновало в нашем ответе до такой степени, что вы с самого утра не поленились приехать сюда? – В вопросе слышался скрытый вызов.
– Взволновало нас, Леонид Григорьевич, следующее. – Максим сложил бумажный лист и снова спрятал его в кейс. – В вашей телеграмме сказано, что техническое обмундирование военнослужащего Шалимова Юрия Герасимовича отправлено в утиль.
– Ну, это я прочитал, – кивнул Фурцев. – Не вижу в данном факте ничего криминального.
– Разумеется, – спокойно ответил Максим. – Никакого криминала тут нет. Напротив, все согласно инструкциям.
– Вот именно, – подтвердил собеседник.
– А теперь, Леонид Григорьевич, вот такой к вам вопрос. Может быть, вы поможете мне разобраться, каким образом отправленная в утиль форма оказалась на трупе некоего военнослужащего, найденном тридцать первого декабря на окраине Новошахтинска? На мгновение у полковника стало такое лицо, будто его шарахнули поленом по голове: оно вытянулось, окаменело, в глазах четко прочиталась растерянность.
– На трупе? – переспросил Фурцев.
– На трупе, на трупе, Леонид Григорьевич. Вы все верно расслышали, – жестко ответил Максим. Полковник шумно вздохнул, откинулся в кресле и побарабанил пальцами по столу. Он тянул время, подыскивая необходимый ответ.
– Ну, так как же, Леонид Григорьевич? Как же так произошло? У нас, например, напрашиваются два варианта: либо форма не была отправлена в утиль вообще, и, таким образом, получается, что ваш завскладом просто толкнул ее налево без вашего ведома, – сообщил он, особо подчеркнув последнее, – либо произошла какая-то ошибка. В таком случае выходит, что раз техническое обмундирование числилось за вашей частью, то и убитый солдат являлся военнослужащим вашей части. Тут, как вы понимаете, ситуация посложнее. Пузан подумал секунду.
– Ну, то, что этот военнослужащий из нашей части, исключено. За последние полгода у нас не отмечено случаев дезертирства.
– Значит, виноват кладовщик, – утвердительно сказал Максим, глядя пузану прямо в глаза.
– Но может быть и третий вариант, – пожал плечами тот. – Как вы понимаете, не мы уничтожаем пришедшую в негодность техническую одежду. Мы отвозим ее в Ростов, где ее и подвергают утилизации.
– Конечно. – Максим улыбнулся, давая собеседнику возможность немного расслабиться. – Но мне придется проверить и две предыдущие версии. Посему я хотел бы увидеть документы всех военнослужащих срочной службы, приписанных к вашей части с сентября прошлого года, а также проверить документы о списании обмундирования. Шалимов ведь уволился в запас в декабре?
– Надо припомнить… Ох, уж этот мне Шалимов! – покачал головой полковник. – И после дембеля покоя не дает.
– А что с ним такое? – улыбнулся Максим.
– Всю плешь проел, – хмыкнул Фурцев и улыбнулся в ответ, как бы приглашая Максима посмеяться над сказанным. Но тот остался серьезен. – Представляете, за два года восемь раз на гауптвахте отсидел.
– Да ну? И за что же?
– Призвали его из Ялты, понимаете, парень поступил в художественное училище, ну, его и забрали со второго курса. А у нас, как и в любой части, штатного художника не положено, вот и взяли его, а он с гонором, понимаешь, оказался. То одно ему не так, то другое не эдак. – Полковник хмыкнул. Вытащив из пластмассового подстаканника ручку, он принялся крутить ее в толстых пальцах. – И ведь пользовался тем, что мы без художника никуда. Справьтесь в округе, у нас самая лучшая часть, всегда все было в порядке. А этот правдолюб… То ему, понимаешь, покажется, что кто-то что-то там из столовой утащил, то еще какую-то ерунду выдумает.
– Неспокойный, значит, оказался? – Максим улыбнулся, как бы давая понять, что он с нужной стороны оценивает нагловатые действия солдата.