— Так, значит, вы поехали на пристань просто предупредить его?
— Именно.
Выражение ее лица говорило, что она не поверила мне ни на йоту.
— А с чего вы решили, что мистер Понти станет вас слушать?
— Он ведь не глухой, мэм.
Тут она резко сменила тему.
— Кто в вас стрелял?
Клятвы на Библии я не давал, а потому мог лепить все, что угодно. Но сделал это достаточно деликатно. Просто пожал плечами и ответил:
— Было темно. Сами знаете, пристань там освещается плохо...
— Да. — Пауза. — Ну а свое оружие вы использовали?
— С чего это вы решили, что я был при оружии?
— Да с того, что у вас есть лицензия на его ношение.
— Но частные сыщики по большей части не носят при себе оружия.
— Но вы — Майк Хаммер, — парировала она.
И когда я в ответ скривил рот в ухмылке, ей это страшно не понравилось.
— Что правда, то правда, — сказал я. — Но я схлопотал пули в самом начале заварушки. Две пули, и попали они в жизненно важные органы.
Флоренс Лейк смотрела на меня с таким видом, точно я был самым заядлым лжецом на свете. Точно она собиралась открыть этому свету глаза на то, кем я являюсь. Но прежде чем она успела разинуть рот, я выдернул рубашку из брюк, задрал ее и, запустив пальцы под бинты, слегка сдвинул их. А потом специально откинулся в кресле, давая ей возможность как следует разглядеть страшные шрамы на животе, совсем свежие, розовенькие, едва затянувшиеся, с точечными отметинами там, где находились швы. Повязку следовало бы сменить, заживление шло своим ходом, но выглядело все это куда хуже. Мало того — просто ужасно, отвратительно. Лицо прокурорши исказилось от отвращения, вся она так и передернулась и едва не блеванула прямо на ковер. На остальных представителей прокуратуры демонстрация ран произвела менее отталкивающее впечатление. Они взирали на швы с любопытством и даже с некоторой долей восторга, словно любовались отменной, мастерски выполненной работой.
Я заправил рубашку в брюки, и мне показалось, что Лейк скажет сейчас «спасибо».
Но она тут же взяла себя в руки и, словно ничего не произошло, резко спросила:
— Кто обрабатывал раны?
Снова пожатие плечами.
— Не знаю. Был без сознания. С неделю, а то и больше.
— Вам известно, где именно вы находились?
— Угу. На каком-то медицинском факультете или фельдшерском пункте. Точно не помню.
— Кто за вами ухаживал?
— Мужчина. Это все, что я помню. Немолодой. Так, во всяком случае, мне показалось.
— И, разумеется, вам выставили счет за услуги...
— Нет. Хотя, может, еще и получу. Я сказал «может», потому как не перевелись еще на свете люди, готовые оказать помощь человеку просто по доброте душевной.
— А может, и нет, — сказала она. А затем добавила: — Хотя лично я таких врачей не встречала.
— Ну а при чем тут вообще врач?
— Он мог оказаться свидетелем. Убийства.
— Чьего именно?
— Человека, который стрелял в вас.
— Но, миленькая, я же говорю, честное слово, не знаю, кто то был! — солгал я. Доказать обратное у нее не было возможности. — Кроме того, у меня не осталось извлеченных из тела пуль.
— У врача могли остаться. Врач, являющийся законопослушным гражданином, не стал бы уничтожать такие вещественные доказательства.
Я не сдавался.
— А может, то был просто какой-нибудь ветеринар, мэм. Или студент медицинского колледжа. Или же какой-нибудь престарелый док на пенсии, решивший вдруг тряхнуть стариной, вспомнить былое. Но ничуть не озабоченный при этом вещдоками, — последнее было куда ближе к истине. — Я же сказал: ничего не помню. Вырубился. Каким-то образом оказался во Флориде, в маленьком домике на пляже. Большую часть времени спал. Наверное, давали снотворное. Был совсем один и потихоньку поправлялся.
— И что же заставило вас вернуться?
Еще одна ложь во спасение.
— Прочитал в «Дейли ньюс» об одном убийстве. Ворвались в дом к человеку и застрелили. Убитый был моим старым другом. Мы вместе служили в армии. Вот я и решил поехать на похороны.
— И кто же этот ваш друг? — спросила она.
— Маркос Дули. — Помощник записал в блокнот. Позже они, конечно, проверят.
С полминуты в кабинете царило молчание. Ни один из нас не произносил ни слова, а она не спускала с меня глаз. Щелкнула шариковой ручкой, которую для понта не выпускала из рук, затем сказала:
— Вы, конечно, понимаете, мы должны были бы отвезти вас в участок и подробно записать все показания...
Я кивнул.
— Конечно, понимаю, но уверяю, ничего нового вы от меня не услышите. Кроме того... — тут я вдруг ухмыльнулся во весь рот, — все эти репортеры с камерами и прочими штуками, они могут неправильно нас понять и раздуть такую шумиху на пустом месте... Так что лично мне эта идея не кажется перспективной. А вам?
Она изобразила улыбку и поднялась из кресла. Вся ее свита тут же вскочила на ноги.
— Не ожидала, что здесь состоится пресс-конференция, мистер Хаммер, — сказала она. — В следующий раз постараемся обставить нашу беседу более приватным образом.